Звонок в прошлое. Рейнбоу Рауэлл

Это мама.

      – Мяу.

      – Мяу. Что делаешь?

      – Мы смотрим «Чипа и Дейла».

      – Бабушка обрадовалась вашему приезду?

      – Она сказала, что нам можно посмотреть «Чипа и Дейла».

      – Хорошо. Я люблю тебя.

      – Ты самая лучшая мамочка в мире!

      – Спасибо. Нуми, скажи папе, что я звонила. Скажешь?

      – Мяу.

      – Мяу. Так ты скажешь папе?

      – Мяу!

      – Мяу, – ответила Джорджи, завершив звонок.

      В ее мобильнике было несколько снимков девочек, и теперь она просматривала их. Джорджи терпеть не могла телефонных разговоров с детьми. Ей казалось, что они далеко-далеко от нее. Телефон заставлял ее почувствовать свою беспомощность. Если что-нибудь произойдет, он не сможет вмешаться и помочь. Однажды так оно и случилось. Джорджи позвонила домой из машины. Элис тогда была поменьше. Телефон выскользнул из детской ручонки и свалился в тарелку с кашей. Джорджи извелась, слушая, как ее дочь сопит и решает, нужно ли его оттуда доставать.

      Телефон искажал голоса дочек, и те звучали писклявее. Совсем как у малышей. Джорджи слышала их дыхание и с особой остротой ощущала, до чего она по ним скучает. Она вдруг осознавала, что они могут жить и расти без нее.

      Если не звонить девочкам, легче вообразить, будто на все время ее работы мир застыл в неподвижности.

      Но она им звонила каждый день. Обычно по два раза.

      Работа над сценарием «Бегущего времени» затянулась до позднего вечера. Кончилось тем, что Скотти заснул, упершись затылком в спинку стула. Он спал с открытым ртом. Сет не хотел его будить.

      – По крайней мере, завтра нам не нужно будет его дожидаться.

      Но Джорджи пожалела сочинителя острот. Она высыпала в открытый рот Скотти три пакетика подсластителя. Скотти чихнул и проснулся. Затем Джорджи заставила его выпить половину банки диетической кока-колы. Все вместе позволит ему не уснуть за рулем.

      Скотти поехал домой, а они с Сетом остались. Сегодня они работали в основном над персонажами. Создавали генеалогическое древо телевизионной семьи, рисуя цветными фломастерами на белой доске. Дерево получилось раскидистым. По ходу мгновенно придумывались истории, связывающие одних родственников с другими.

      Если честно, они не столько придумывали, сколько вспоминали свои прежние идеи. Некоторые оказывались безнадежно устаревшими. Хлоя решает стать эмо, но сама не понимает, кто они такие. Адам слишком горячо защищает Монику Левински. Джорджи чувствовала, что сама становится частью придуманного семейства. Она уже слышала в мозгу голоса своих персонажей.

      – А ведь наше шоу заставит людей смеяться. Я это чувствую. Согласна?

      Сет стоял к ней спиной, очищая стену от бумажек с отвергнутыми версиями сцен.

      – Согласна. Но мы движемся медленнее, чем надо бы.

      – Мы всегда движемся медленно. И всегда успеваем.

      – Да. – Джорджи потерла усталые глаза.

      Когда она снова подняла голову, Сет смотрел на нее и улыбался. Так он улыбался только ей: не столько ртом, сколько глазами.

      – Поезжай домой и хорошенько выспись, – сказал он. – Ты едва стоишь на ногах.

      Он не преувеличивал.