Барбаросса. Михаил Попов

простить меня, ваше величество, но я ничего не знал о вашем несчастье.

      – Чем же вы занимались все это время?

      Отец Хавьер не успел ответить, в разговор вмешался лекарь, тот самый, что производил кровопускание. Он наклонился к уху короля и сказал:

      – Вам полегчало, ваше величество.

      Произнес он эти слова настолько утвердительным тоном, что Фердинанд повернул к нему лицо и удивленно спросил:

      – Да?

      Лекарь, деловито раскатывая рукава рубахи, подтвердил.

      – Несомненно! И теперь вам лучше соснуть, ибо именно во сне организм человеческий легче всего набирается сил.

      В этом совете скрывался и выпад против пропахшего подвалом монаха. Это было неудивительно: отца Хавьера недолюбливали почти все обитатели дворца, в основном потому, что не понимали, на чем зиждется его влияние на короля. Самым же непереносимым в нем было нестяжание. Никаким другим имуществом, кроме затхлой кельи и кучи старинных пергаментов, старик не обладал и обладать не желал. О, если бы он воровал или хотя бы выпрашивал себе дворцы и провинции в награду за непонятную службу!

      Надо сказать, что отец Хавьер не обратил внимания на хитрый происк лекаря. Более того, он его не заметил. И тому пришлось удалиться с новой порцией яда в душе.

      – Они меня совсем замучили, – слабо пожаловался Фердинанд.

      Но духовник его был отнюдь не тем человеком, в ком можно было пробудить жалость. Он дал королю совет, который в подобной ситуации дал бы и себе:

      – Так прогоните этого шарлатана.

      – Не знаю за что.

      – То есть как не знаете? Ведь вам не становится лучше от его лечения.

      Тень усмешки пробежала по бледным губам больного.

      – Но ведь и прежние врачи помогли мне не больше. Одного из них кардинал Хименес приказал даже казнить, но что толку. Пришедший ему на смену был ничуть не лучше.

      Отец Хавьер нахмурил брови и на несколько секунд впал в размышление. С первого приступа проблема одолена им не была, и он принужден был ее отринуть, ибо не хотел распыляться. Он пришел к королевскому ложу совсем с другими целями. И вот, глядя в глаза обессиленному человеку, он начал. Заговорил твердым, непререкаемым тоном. В этот момент за кроватью короля открылась маленькая неприметная дверца, и в комнату вступил кардинал Хименес де Сиснерос.

      В интересах читателей мы временно опускаем разговор монаха, монарха и кардинала. Прочитать его можно будет позже, ближе к концу романа.

      Наступило молчание. Казалось, самый воздух отдыхает от непрерывного кишения звуков. Король смотрел в потолок, кардинал не видел выражения его глаз, отчего не мог определить его окончательного отношения к услышанному. Он даже не знал, захочет ли Фердинанд говорить. Высказывать же свое мнение вперед королевского он считал и неуместным и неумным.

      – Так чего же вы хотите от нас, святой отец? – послышался утомленный голос короля.

      У духовника ответ был готов еще до начала разговора:

      – Но, ваше величество, по-моему, мне удалось однозначно доказать, что вышеназванный краснобородый