Царь Иоанн Грозный. Лев Жданов

ближними, с дворней, стражей дворцовой и прочей челядью… христосуется с сотрапезниками, как по обычаю.

      И Елена тут же.

      Уже к концу пришла святая трапеза. Руки царь омыл. Глазки слипаются.

      – Мамушка! – негромко говорит он матери. – Спать хочу больно. Устал ведь. Можно ли?

      – Можно, сынок, можно… Прощайся, отпускай всех…

      И прощается царь.

      В это время подошла к Елене мамка царева, слуга ее близкая, сама Аграфена Челяднина.

      – Пожалуй, государыня-матушка…

      – Что надо, говори.

      – Богомолица тут одна… Старица Досифея… Из Вознесенского монастыря…

      – Знаю, видывала. Что же ей? Руга́[4] пойдет им царская, как водится…

      – Не то, господарыня… На Афоне была она… и до Иерусалима-града Святого сподобил дойти Всевышний… Памятку оттоль тебе принесла. Просфора при Гробе Господнем свячена… Да яичко красное. Не побрезгуй… Дозволь челом бить…

      – Как можно святыней такой брезговать? Пусть подходит. Где она?

      – Здесь сейчас… Я и кликну ее.

      – Здесь? – задумавшись, переспросила княгиня. – Да как она добилась к тебе? Почему не завтра поутру?

      – На короткое время, на разговенье отпущена царское из монастыря… только ради просьбы ее, что тебя видеть надобно. Сама ты еще когда поизволишь в монастырь… Ведь дорого, бают, яичко ко Христову дню… А мне о ней Плещеева боярина женка шепнула. Знаешь, дружны мы с ней.

      – Плещеева? Ну, это ничего… Проведи Досифею сюды… Я приму от нее дар, пока царь с гостями прощается…

      Так, сама ничего не зная, уговорила преданная Аграфена Челяднина Елену принять посланницу Соломонии, взять просфору и яйцо красное из рук отравительницы.

      Набожно на чистый плат приняла святую дань обруселая уже Елена.

      А Досифея сладко приговаривает:

      – Сподобил Господь… Вкуси, как Бог велел, натощак завтрева… Еще краше да здоровей, чем есть, государыня, станешь…

      – Спасибо, спасибо… Знаю уж, – отвечала Елена.

      Одарила монахиню, чем пришлось, и скрылась, исчезла та из виду; так же незаметно, как пришла, смешалась с толпой челяди, которая повалила из дворца за отъезжающими боярами.

      Проводивши всех, сдавши дьяку-приставнику на руки ребенка-царя, ушла к себе и Елена.

      Под иконы, за занавес киотный, положила она дар Досифеи.

      На другой день, 31 марта, поздно встала княгиня, сейчас же оделась, боярынь принимать и бояр пришлось, которые на поклон сошлись. И забыла про вчерашнее подношение Досифеи.

      Только на второй день Пасхи, утром 1 апреля, подойдя к божнице, развернула платочек, увидала подарки, вспомнила.

      – Грех какой… Уж поела я… завтра не забыть бы разговеться с утра! – подумала про себя княгиня.

      И только во вторник, рано встав с первой молитвы утренней, бережно отделила Елена кусок просфоры, освященной самим Иерусалимским патриархом… Съела часть с молитвой и святой водой запила, что в сулейке чеканной тут же в киоте стояла. И яйцо

4

Руга – подачка монастырям от царей, месячина и «жалованные», случайные кормы.