Потаенный свет. Майкл Коннелли

она пропала два года назад?

      – Скорее, три. Помню, я напечатала материал в годовщину ее исчезновения. Это была последняя публикация. Хорошо, что напомнил, спасибо. Надо опять вернуться к этой теме.

      – Только подожди несколько дней, ладно?

      – Сам решил покопать?

      – Да. Правда, не уверен, связано ли это с Мартой Гесслер. Дай мне недельку.

      – Ладно, если обещаешь потом обо всем рассказать мне.

      – Обещаю, звони. А пока можешь подобрать мне вырезки? Любопытно почитать, что ты тогда писала о ней.

      Я знал: журналистская братия по-прежнему называет газетными вырезками то, что сейчас закладывают в компьютер.

      – Обязательно. У тебя факс или и-мейл?

      Ни факса, ни электронной почты у меня не было.

      – Нет, пошли обычной почтой.

      Я слышал, как она рассмеялась.

      – Гарри, какой же ты современный сыщик? Без современной техники далеко не уедешь. Очевидно, и кожаную куртку носишь?

      – У меня есть мобильный телефон.

      – И то хорошо для начала.

      Я улыбнулся и продиктовал ей свой домашний адрес. Кейша сказала, что пошлет вырезки завтра с дневной почтой. Дал ей и номер мобильника, чтобы она могла позвонить на следующей неделе.

      Мы попрощались. Я отключил телефон и сидел несколько минут, размышляя. Вовремя я поинтересовался Мартой Гесслер. Сам я ее не знал, но моя бывшая жена была с ней знакома. Много лет назад они вместе работали в лос-анджелесском филиале ФБР – в отделе, где расследовали ограбления банков. Об исчезновении Марты Гесслер газеты писали несколько дней, затем сообщения стали реже, а потом и вовсе пропали. Я и сам-то забыл о ней.

      Я чувствовал, как колотится у меня сердце, и понимал, что это не из-за мартини. Возникало ощущение, что я вот-вот на что-то наткнусь. Как ребенок, который ничего не видит в темноте, но знает, что там кто-то есть.

9

      Я взял футляр с инструментом и направился к двойным дверям дома для престарелых. Привратница за конторкой не остановила меня: привыкла к моим визитам. Я кивнул ей и двинулся по коридору направо до конца – здесь помещался музыкальный зал. У ближней стены располагались пианино и небольшой орган. Перед ними стояли несколькими рядами стулья для слушателей. Но их приходило мало. Квентин Маккинзи сидел в первом ряду – сгорбившись, опустив голову, с закрытыми глазами. Я дотронулся до его плеча, и он встрепенулся.

      – Извини, что припозднился, Шугэ Рей.

      Квентину нравилось, что я называю его сценическим именем. У публики и в профессиональных кругах его знали как Шугэ Рей Макки, потому что, играя, он не стоял на месте, а двигался взад и вперед, пританцовывая, вертелся на сцене, как Шугэ Рей на ринге.

      Поставив перед ним стул, я сел, опустил футляр на пол и открыл его. Там на темно-бордовой суконной подкладке поблескивал саксофон.

      – Сегодня поменьше позанимаемся, – произнес я. – В четыре у меня важная встреча в Уэствуде.

      – А на пенсии важных встреч не бывает, – возразил Шугэ Рей таким тоном, словно он рос в том же квартале, где и Луи Армстронг. – И времени у пенсионеров вагон.

      – Тут, понимаешь, одно дельце заварилось…