В двух шагах от рая. Наталия Рощина

звонили по телефону, указанному ни визитке, чтобы назначить новую встречу.

      – Нужно обговорить некоторые детали, Машенька. Это касается будущей программы. Она ведь не должна выглядеть сырой. Вы согласны со мной? – Щеголев удивлялся тому, как легко и искусно он притворялся. Особенно, когда Маша была на другом конце провода.

      – Конечно, Лев Николаевич, – она принимала правила игры, трепеща и ликуя. – Когда вам удобно встретиться и где?

      Она всячески подчеркивала, что для нее нет временных ограничений. Старенький «фольксваген», на котором она разъезжала по городу, помогал ей быть мобильной, скорой. Маша однажды подвезла Льва Николаевича домой после одной из таких незапланированных встреч. Он был поражен тем, как свободно она чувствует себя за рулем. Как непринужденно разговаривает, успевая следить за перегруженной дорогой. Как прикуривает тонкую, коричневую сигарету на ходу и время от времени виновато поглядывает в его сторону:

      – Извините, сигареты – это то, от чего я никак не могу отказаться. Я знаю, что это не украшает, но пока не готова расстаться с сигаретой больше, чем на пару часов.

      Он был готов закрыть глаза на то, что не переносит вида курящей женщины. Он даже чувствовал некое возбуждение, наблюдая за тем, как она зажимает сигарету в зубах, отвечая ему на ходу. Она все делала красиво изящно. Щеголева все больше охватывала паника: он хотел и не мог найти в ней изъянов. Он возвел бы в добродетель даже ее пороки, если бы узнал о них. Никто в целом мире не убедил бы его в том, что Маша Пожарская – обыкновенная девушка, дитя своего времени, слегка испорченная его ускоренными оборотами.

      Лев Николаевич с улыбкой смотрел на три маленькие золотые сережки, украшавшие ее ухо. Удивительно, но он не видел ничего дурного в этом стремлении выделиться. Он не спрашивал, что это означает, принимая все, как необходимый атрибут стремительного существования Маши. Она была готова отвечать на любые его вопросы и охотно делала это при встречах. Она говорила, что может работать сутками, совершенно не чувствуя усталости, называла себя юным трудоголиком, явно получая от этого удовольствие. Еще она каждый раз подчеркивала, что состояние влюбленности всегда добавляет ей сил. А Щеголев видел в ее словах едва уловимый намек на то, что их встречи могут проходить не только в многолюдных кафе и в любое время суток. Он понял, что девушка деликатно намекает на необходимость изменения характера их отношений. И к моменту договоренности о выходе программы, героем которой должен был стать Щеголев, это произошло. Они словно побывали в ином измерении, в другом исчислении, где кроме их близости больше ничего не существовало. Он и хотел и боялся этого. Мария стала для Щеголева воплощением его юношеской любви. Он вернулся на двадцать лет назад, снова приобретя безрассудство и энергию давно ушедших лет. Он не хотел задумываться над моральной стороной происшедшего, все глубже погружаясь в потрясающие ощущения.