Падает снег. Сможет ли жизнь стать прежней?. Марина Зенина

назад.

      Доев последний кусочек отбивной, я устало вздохнула. Пожалуй, она так и не поняла, что я даже не обижалась. Я просто отстранилась куда-то далеко от этого конфликта, потому что не ощущала своей вины. Такие мелочи меня не интересовали, особенно на фоне моих основных переживаний. Да что там, на фоне них даже мировой кризис казался бы мелочью. Хотя это субъективизм, конечно, чистой воды. Но для меня номинирование явлений не меняет их сути.

      Всё по-прежнему. Где жизнь, где радость? Где хотя бы реакции на происходящее вокруг меня? Где взаимодействие с людьми, да хоть с кем-то, кроме своей памяти? Всё машинально, всё на автомате, а я – полностью углубилась в себя, замкнулась и в одиночку переживаю своё горе.

      Нет, всё же, то, что она извинилась передо мной сама – чудо из чудес, которого я точно никак не ждала. Я полагала, что дальше наши отношения перейдут в режим открытой конфронтации, но всё кончилось непредсказуемо… неожиданно благополучно. Может быть, если отстраниться от своей главной беды, она тоже решится тем же путём? Смешно и подумать. Да и не смогу я. Слишком эта заноза глубоко в сердце засела. Это как вытаскивать глубоко сидящий в теле раненого нож – только навредишь.

      III. Гадость

      Я не выхожу на улицу – там очень много снега и слишком красиво. А ещё сегодня у меня выходной.

      Как невыносимо гадко. Гадко, гадко. Смотреть на чужую радость было бы приятно, если бы она была настоящей, а не такой же фальшивкой, как моя улыбка. К соседке приходит её парень, но я-то вижу, что они вместе не потому, что между ними нерушимая связь, а неизвестно почему. Они друг другу улыбаются, гладят друг друга, целуются, не понимая, зачем – так, просто, потому что так принято между якобы влюбленными. Они друг друга даже не понимают. Как они могут быть вместе? И главное – зачем? Гадко. Как двое глухонемых, старающихся опознать друг друга. Этим двоим просто весело вместе, не более того. У них не кружится голова от одного запаха любимого человека, у них не подкашиваются ноги и сердце не выпрыгивает при встрече, у них от прикосновений к коже друг друга не происходит ничего – ни в глазах, ни в сердце, нигде. Они даже не смотрят друг на друга, когда находятся рядом. Не думаю, чтобы это была любовь. Оттого мне так противно наблюдать за их псевдочувствами.

      Неправильно, – шепчу я себе. Так быть не должно. Не должно-о. Уж лучше быть ни с кем, чем вместе с кем попало. Да еще и гордиться этим. Их «любовь» – оскорбление любому мало-мальски здравомыслящему человеку. Они же спят спокойно, едят спокойно, живут спокойно! А думают, что и любят одновременно с этим. Но так не бывает.

      Нас на квартире четверо. Ещё две девчонки и мы с одногруппницей. Вообще хозяин запретил нам приводить на квартиру, как он выразился, «мужиков». По правде говоря, настоящего «мужика» приводила именно я, а не остальные. У них ровесники, либо на пару годиков старше. На пару. Но не настолько, сколько было в моём случае. Однако, это уже в прошлом. И запрет хозяина