Ученик хрониста. Хроники земли Фимбульветер. Татьяна Игоревна Авлошенко

безобидным снежным бугорком. «Двенадцатый год правления Альбериха Непоседливого, 27-ой день зимы. Почтенный Лейф Кёккен открыл трактир «Три пету…»

      И дальше уже другим почерком. Буквы не округлые, ровные, как во всей летописи, а словно стиснутые с боков:

      «Двенадцатый год правления Альбериха Непоседливого, 28-ой день зимы. Хронист Орм Бъольт ушел из Гехта. Я, ученик Снорри Турл, принимаю…»

      Ушел из Гехта? Хронист никогда не бросит свой город! Отлучился ненадолго и не смог вернуться? Но кто же без особой надобности выходит за стену зимой? Если за пределами Гехта случилось нечто, из ряда вон выходящее, то почему нет записей об этом событии? И «ушел», а не «уехал». Без кхарна в белом поле верная смерть. Что случилось на следующий день после открытия трактира «Три петуха»? Что заставило Орма Бъольта уйти, не дописав строки?

      Я пролистал все летописи, написанные рукой Снорри Турла. В глазах рябило от выделенных красным ключевых слов. Турл прожил еще пятьдесят лет и – редкость среди хронистов – умер своей смертью. Об ушедшем учителе Снорри не упоминал больше ни разу.

      Захлопнув летопись, я в изнеможении сполз на пол. Опираясь локтями о стол и положив подбородок на руки, уставился на фунсову книгу. Так Вестри опускает голову на стул и тоскливо смотрит на плиту, где стоит миска с сухариками. Очень этот взгляд способствует получению желаемого. Но не у меня.

      Книга словно ухмылялась. Зазор между страницами смотрелся ехидным ртом с поджатыми губами. Но… Листы пергамента всегда прилегают друг к другу вплотную!

      Витающие в ратуше духи покойных хронистов должны были бы разорвать меня на клочки, увидев, сколь непочтительно я распахиваю летопись. Но, наверное, они просто опешили от такого невиданного святотатства.

      Вот она, страница с оборванным словом. Такая же, как и другие… Книги для хроник сшивают сразу, заключая чистые листы пергамента в надежный переплет. Летопись всегда пишется набело, хронисты ничего и никогда в ней не изменяют. Я осторожно провел пальцем между листами. У самого корешка крохотный выступ. Орм Бъольт дописал слово. И еще две страницы после него. Но потом кто-то аккуратно вырезал листы.

      Хронист, портящий летопись, или позволяющий это сделать кому-то еще? Скорее куры заклюют белую росомаху! Трактир «Три петуха»…

      На вывеске единственного в Гехте трактира местный художник намалевал двух петухов, восхваляющих третьего. Превозносимый кочет повернут к посетителям грудью и то ли расправляет крылья, то ли подбоченивается. Физиономией (если таковая бывает у птиц) он донельзя похож на хозяина заведения почтенного Эмиля Кёккена.

      Хельга, Оле и Торгрим сидели за столом в углу. Видимо, только что пришли. Стражник увлеченно махал хозяину заведения рукой с тремя оттопыренными пальцами. Увидев меня, отогнул еще один. Почтенный Эмиль кивнул и поставил на поднос четыре кружки с зеленым пивом.

      – Разбавленное небось? – спросил Оле, отхлебнув.

      – А то! –