Огневой бой. Воевода из будущего (сборник). Юрий Корчевский

но стоило мне отпустить веревку, что я использовал вместо жгута, она заструилась вновь.

      Черт! Как не вовремя! И инструментов никаких нет. Я же ратником здесь был – не лекарем.

      – Так, давай иголку с нитками, да попрочней, не гнилых. Перевар есть?

      – Есть.

      – Неси быстрее, да тряпок чистых поболе прихвати. А потом найди мне две ровные палочки с локоть длиной.

      Ждать пришлось недолго. Селянин принес иголку, нити и кувшин с переваром – мутной жидкостью с сильным запахом сивухи.

      Я щедро полил ею рану, плеснул себе на руки, достал нож из ножен и прокалил его острие и иглу на огне светильника. Огонь – лучший стерилизатор, такой способ применялся еще в Древнем Риме.

      Вздохнул тяжко – свет скудный, инструментов нет – как не опечалиться – и ножом разрезал кожу. Теперь я увидел все страшные последствия выстрела ляха: мышцы разорваны, месиво из костных отломков, крови и кусочков свинца.

      Федор застонал, дернул рукой.

      – Тихо, тихо, Федя, потерпи!

      Мне удалось найти расплющенную пулю, подцепить кончиком ножа и удалить ее из раны. Небольшая артерия кровила, и я, поддев ее иглой, перевязал ниткой. В моем времени, в современных условиях, меня за такую работу лишили бы диплома.

      Соединив мышцы, я сшил их, а на кожу наложил швы, но не стягивал ее и узлы не вязал. Такие раны, если их ушить, будут гноиться, а ежели оставить свободный отток для экссудата и гноя, заживают быстрее.

      Перемотав предплечье чистыми холстинами, я приложил к руке поданные крестьянином палочки и примотал их, сделав своеобразную шину из подручных материалов.

      Все! Я сделал то, что было возможно в этих условиях.

      Вымыв руки, я уселся на лавку передохнуть. Полежать бы, да нельзя.

      – Вот что, хозяин, давай перенесем боярина на постель.

      – Жена у меня там.

      – Пусть на лавке пока поспит, – грубо ответил я.

      Хозяин согнал с постели жену.

      Мы вдвоем с хозяином еле перетащили тяжеленного Федора. Уложив, сняли с него кафтан и сапоги. Стряпчий был в беспамятстве.

      – Ну, Федор, ты свое дело сделал, теперь лежи, выздоравливай.

      Хоть и не слышал – не мог слышать меня Федор, но мне хотелось как-то его приободрить, чтобы он понял – не бросил я его в тяжелую минуту.

      – Вот что, хозяин, – звать-то тебя как?

      – Антоном.

      – Бери, Антон, любую из лошадей, на которых мы приехали, да скачи до своего боярина – пусть пулей летит сюда.

      – Рано же еще, он меня и слушать не станет, а то еще хуже – выпороть велит.

      – Тогда передай ему, что, если он с рассветом не явится, его самого запорют до смерти и вотчину отберут. Понял?

      – Это ты, что ли, запорешь? – хитро прищурился Антон.

      – У меня власти такой нет, а вот у него, – я показал на Федора, – есть. Все! Садись на коня, и чтобы я тебя без боярина здесь не видел.

      Крестьянин, бурча что-то себе под нос, вышел.

      Устал я. Вчера весь день в седле, ночью ляхи выспаться не дали.

      Я уселся на лавку, смежил веки.

      А проснулся от грубого тычка