Нераскрытое преступление 1984 года. Юрий Михайлов

руки, посмотрел ей в глаза. Она потянулась ко мне, ткнулась в губы. Мой закомплексованный секретарь! Как любил я тебя! И как боялся твоей непогрешимой серьезности, с которой ты относилась к любому делу… И ко мне.

      Глава четвертая

      Кузьмин пребывал не в духе. Я понял это, когда вошел в кабинет. Он чувствовал себя неуютно в темно-сером с модным рубчиком костюме. Горела настольная лампа.

      Не глядя, Кузьмин отключил селектор, вышел из-за стола. Стоял, набычившись, поверх очков смотрели колкие серые глаза.

      – Можем говорить. Я всю аппаратуру переключил на зама. Слышали о Маркине?

      – Нет.

      – Мой ученик. Носил погоны старшим лейтенанта, когда я сделал его замом. Небывалый случай. Молод, конечно, но нюх. Опер – классный. Возраст не позволяет сделать его начальником. И тщеславен. В остальном – хоть куда. Впрочем, что это я? Старею что ли?

      – Вы ради меня приехали в воскресенье в райотдел?

      – А я и не уезжал. Хотел вчера поехать в семью Геннадия, но Маркин не отпустил, захмелел я. Закрыл в кабинете, вот так и сижу здесь, только переоделся в «гражданку». Когда Маркин узнал, что вы едете, предлагал мне сбежать… Боится он вас. То ли за меня, то ли за себя. Да, дочь звонила и зять. У Фетрова мой родственник в отделе служит. Говорил, что я тому козыри в руки даю. А я плевать хотел. Пусть он боится. Я отбоялся свое. Но дело не в этом. Вчера узнал я плохое: Фетров добился своего. Не надо писем писать, ходатайствовать. Не будет доброй памяти о Геннадии Николаевиче. Даже уголок в райотделе запретили открыть. Завтра большое начальство из Москвы прилетает. Потом – коллегия управления…

      – А как генерал Миронов?

      – Не допустили к нему. И правильно сделали. Я сильно выпимши был, когда Фетров мне доложил об этом решении. Это после того случилось, как вы с мамой Геннадия уехали. Фетров сам молчал, он устами замначуправления сказал. И если его, полковника горотдела, я мог послать куда подальше, то здесь – кранты. Служба. Субординация.

      – Поедемте отсюда.

      – Только хотел предложить. Я вызову машину. Поедем на кладбище. Там тихо. Там и поговорим.

      – Опять с мигалками?

      – Нет, у нас есть и обычный транспорт, «Жигули». Я знаю, вы на машине приехали в город. Но я хочу, чтобы вы поехали со мной. Посидим, поговорим, вспомним…

      – Я пришел в райотдел пешком…

      Кузьмин позвонил, закрыл ящики стола на ключ, осмотрел кабинет и твердой походкой пошел к дверям.

      Сказав, что догоню его, набрал телефон Светланы. Она, к удивлению, спокойно выслушала меня, сказала, что весь день будет дома. Пошел к двери. В приемной разговаривали:

      – Удобно ли, товарищ полковник? – говорил кто-то. – Ведь он из Москвы. Вы его не знаете. Не повернет ли он все против вас? Ваше положение и так хуже некуда…

      – Молчи, прошу тебя, молчи, Маркин. Он друг Гены. Понимаешь, друг?! Мне Петров рассказывал о нем. В общем, все! Ты на хозяйстве.