Судьбы и фурии. Лорен Грофф

костюме он выглядел эффектно и, можно даже сказать, соблазнительно.

      И когда он в своем новом облике впервые обернулся к ней и улыбнулся, эта улыбка высекла искру, разжегшую пожар в душе Антуанетты. Последующие десять месяцев подхватили их ураганом, сердцем которого и стал ребенок.

      МОЖНО БЫЛО НЕ СОМНЕВАТЬСЯ, что любящее трио сделает все, чтобы Лотто с самого раннего детства чувствовал себя особенным. Золотым мальчиком. Гавейн обрушил на него всю любовь, что так долго копилась у него в сердце. Этот малыш стал воплощением всех его надежд. Его самого всю жизнь считали тупым, но когда он держал на руках своего новорожденного сына, то чувствовал: этот малыш когда-нибудь станет гением. Салли, со своей стороны, взялась за прислугу. Она нанимала и тут же увольняла нянек только за то, что они были недостаточно хороши. Когда малыш только начал есть фрукты, Салли, словно птица, тщательно пережевывала бананы и авокадо, а затем вкладывала их своему птенчику в рот. Ну а Антуанетта, с тех самых пор как увидела ту самую улыбку, направила всю свою энергию на воспитание и развитие Лотто. Она громко включала Бетховена и выкрикивала разные музыкальные термины, вычитанные в музыкальных книгах. Выписывала журналы о колониальном стиле, греческой мифологии, лингвистике и читала сыну свои записи. Возможно, измазанный гороховой смесью малыш, сидя на высоком стульчике, и воспринял всего с дюжину ее блестящих идей, но кто знает, что из сказанного отложилось в его детской головке? Если он собирается стать великим человеком (а в этом Антуанетта не сомневалась), то именно она и должна положить начало его величию. И прямо сейчас.

      Выдающаяся память Лотто проявилась, когда ему было два года. Тогда-то Антуанетта наконец успокоилась.

      [На самом деле этот дар стал для него медвежьей услугой. Он, конечно, облегчил Лотто жизнь, но в то же время сделал его ужасно ленивым.]

      Однажды вечером Салли прочитала ему на ночь детский стишок, а на утро он спустился в столовую, где завтракало все семейство, и выдал им этот стих наизусть.

      Изумленный Гавейн принялся аплодировать, Салли промокала глаза занавеской, но Антуанетта лишь прохладно сказала «браво» и протянула чашку, чтобы ей подлили еще кофе, тщательно стараясь скрыть дрожь в руке.

      Салли начала читать ему на ночь более длинные стихи, и наутро мальчик знал их назубок. С каждым новым успехом в нем росла уверенность, ощущение того, что он взбирается все выше и выше по невидимой лестнице. Когда по выходным на их плантацию съезжались местные лодочники со своими женами, Лотто частенько украдкой сбегал к ним и залезал под обеденный стол. Сидя там, в темноте, точно в пещере, он разглядывал выпуклые костяшки мужских ног, видневшиеся из-под их мокасин, и влажные пастельные раковины женских трусиков. А затем, к всеобщему восторгу, выпрыгивал и выкрикивал знаменитое киплинговское «Если». Но удовольствие от аплодисментов этих незнакомцев неизбежно лопалось как воздушный шарик, стоило Антуанетте приблизится к нему со своей отточенной улыбкой и вместо похвалы