Шкура дьявола. Алексей Шерстобитов

– есть некоторая фора, которая обязательно своим окончанием поставит снова перед выбором – все конечно, что имеет начало, так же как и силы, уже бывшие на исходе, и не понятно откуда берущиеся, но я очень надеялся, что успею до их исчезновения увидеть Ию, хотя и был испуган ее состоянием, особенно потерей ей глаза.

      Как я смогу все объяснить, продлятся ли наши отношения, что произойдет с ее психикой, ведь для женщины крайне важно выглядеть женщиной, а не терминатором. Сможет ли она пережить сегодняшние ужасы, простит ли меня?!

      Я уже не в состоянии был вспоминать и заново переживать виденное и испытанное сегодня! И это я – мужик, из-за которого пострадала она…, из-за которого поставлена жирная точка на многом, о чем она…, мы думали и мечтали! Почему?… Да потому что жизнь уже никогда не будет прежней, возможно это несчастье станет причиной разрушения нашего счастья. Никогда и ничего я не боялся так в жизни, как потерять ее! Она для меня нисколько не поменялась, пусть и с вывихнутыми руками, выкрученной душой, с одним глазом и разорванными нервами! Я не представлял как на все это должно реагировать, и не это было сейчас главное.

      Уничтожить оболочку, обернувшую сегодня нас, ту оболочку, которая выделила ее и меня из когорты обычных граждан, которых не касаются подобные перемены, так же как до сегодняшнего дня не касались и нас. Совершенно четкое понимание того, что именно я и мои действия, и не важно, что они были из лучших побуждений, привели к беде, последствия, которой исправить был уже никто не в состоянии.

      Я оказался «убит», унижен, оскорблен в самом святом, растоптан и развеян мелкими пылинками по всей вселенной, собрать которые вряд ли когда-нибудь смогу. Если я так себя ощущаю, то что же с ней! Буду ли я искать виновных, хотя сам таковой более всех остальных? Захочу ли я мстить, что не в моем характере?… Что делать дальше – покажет время, сейчас же ОНА – вот цель и вот смысл…

      …ОНА лежала на огромной кровати, обвешенная кучей проводов, шлангов, каких-то бутылок, подвешенных донышками вверх. По периметру стояли какие-то, аппараты с мигающими лампочками, в углу, сидя на стуле, прислонившись боком к стене, сопела пожилая женщина, наверное медсестра – сиделка. Глядя на все это, меня охватывало чувство благодарности Григорию. Я не хотел разбираться в подробностях, будучи уверен – скрываемое, если оно есть, когда-нибудь всплывет.

      Сегодня же он спас мою и Иину жизни, а сейчас своим участием спасает и нечто большее. Причина же этого непомерного милосердия меня не только не волновала, но даже не приходило на ум помыслить об этом…

      Большая ее часть лица была под бинтами, руки, лежащие на поверхности: одна в гипсе, другая пронзенная несколькими спицами, закрепленными в жестком каркасе аппарата Елизарова. Такой же был закреплен и на ноге, не покрытой одеялом. Казалось на теле, на тех участках которые можно было обозреть, нет места без ссадины или синяка. Было видно, что длинные волосы обрезаны до сантиметровой длины, один глаз закрыт повязкой, второй полуприкрыт – единственная маленькая слезинка застыла