Книга Екклесиаста. Переложение. Юрий Лифшиц

ов,

      которыми он трудится под солнцем?

      Проходит род, потом приходит род,

      земля, однако, вечно пребывает.

      Восходит солнце и заходит солнце

      и вновь в то место, где оно восходит

      торопится. Идет ли ветер к югу,

      и переходит к северу, кружится,

      кружится на ходу своем, но снова

      вернется ветер на круги своя.

      Текут все реки в море, но моря

      не переполнятся: к тому же месту,

      откуда реки начинают течь,

      они вернутся, чтобы течь сначала.

      В труде все вещи: человек не может

      пересказать всего; и напитаться

      не может зреньем око, и не может

      себя наполнить слушанием ухо.

      Что раньше было, то и позже будет;

      что делалось, то делаться продолжит,

      и ничего нет нового под солнцем.

      Бывает кое-что, о чем твердят:

      «Вот новое, смотри», – но это было

      уже в веках, что были прежде нас.

      Нет памяти о прежнем, и о том,

      что будет дальше, памяти не станет

      у тех, которые придут потом.

      И я, Екклесиаст, что был царем

      Израилевым в Иерусалиме,

      тому я предал собственное сердце,

      чтоб мудростью своею испытать,

      исследовать, что делается здесь,

      под небом. Столь тяжелое занятье

      дал человеческим сынам Господь,

      чтобы они в нем упражнялись. Видел

      я все дела, что делаются здесь,

      под солнцем, и все это – суета,

      томленье духа! И нельзя прямым

      кривое сделать, и чего тут нет,

      того нельзя считать. И говорил

      с моим я сердцем так: «Я стал велик

      и мудрости обрел я больше всех,

      кто прежде был над Иерусалимом», —

      и сердце у меня видало много

      и мудрости, и знания. Тогда

      тому я предал собственное сердце,

      чтобы познать и мудрость, и познать

      безумие и глупость: и узнал,

      что все это – томленье духа, ибо

      во многой мудрости печали много;

      кто множит знанья, умножает скорбь.

      Глава 2

      Сказал я в сердце собственном: «Давай

      тебя весельем испытаю я».

      И это – суета! О смехе я

      заметил: «Это – глупость!» О веселье:

      «Что делает оно?» И вздумал в сердце

      моем я тело услаждать вином

      и, между тем как сердце у меня

      руководилось мудростью, держаться

      и глупости, доколе не увижу,

      что нужно человеческим сынам,

      что хорошо для них и что они

      должны бы делать в краткие дни жизни

      своей под небом. И дела большие

      предпринял я: себе построил домы

      и виноградники себе разбил,

      устроил для себя сады и рощи

      и насадил в них всякие деревья

      плодовые; и сделал водоемы

      для орошения садов и рощ,

      в которых дерева произрастают;

      слуг и служанок приобрел себе,

      и домочадцы были у меня;

      и крупного и мелкого скота

      имел гораздо больше я, чем те,

      кто предо мной был в Иерусалиме;

      себе и золота, и серебра,

      и драгоценностей от всех царей

      и областей собрал я; и завел

      себе певцов с певицами, припас

      усладу человеческих сынов —

      орудья музыкальные без счета.

      И сделался великим и богатым

      гораздо больше я, чем те, кто прежде

      был предо мною в Иерусалиме;

      и мудрость пребыла моя со мной.

      Чего б глаза мои ни пожелали,

      им не отказывал, не возбранял

      веселий всяких сердцу моему,

      ведь радовалось сердце у меня

      во всех трудах моих, и это было

      моею долей от трудов моих.

      И оглянулся я на все дела,

      что я руками собственными сделал,

      и на мой труд, которым я трудился,

      их сделав, и все это – суета,

      томленье духа, и от них под солнцем

      нет пользы никому! И обратился

      я, чтоб взглянуть на мудрость и на глупость,

      и на безумье, ибо