Стриптиз для одинокой женщины. Евгений Худаев

нах, глаза с хитрецой, на башке лысина большая. Лысину Митяй всегда, зимой и летом старой, потрепанной ушанкой прикрывает.

      – Я чего всегда в шапке ходю. Думаете, лысины своей стесняюсь? Нет у меня, никакого к лысине стеснения. Лысина кстати, от большого ума. Да! В журналах всяких умных про то, так прямо и пишут. Ежели на башке лысина. Значит человек очень умный. Чем больше лысина, тем больше ума. Во, какие дела значит…

      – Гангрена, да ты, сроду, журналы, никакие не читал, ни умные, ни глупые, – начинали подначивать деда мужики, которых забавляли речи деда.

      Митяй на умников, ноль внимания.

      – А ушаном прикрываю лысину, от скромности своей природной. Чтоб при общении со мной, вы не чувствовали себя неполноценными и обделенными жизнью человеками.

      – Вот это загнул Митяй! – восхищались одни слушатели.

      – Слышь, Гангрена не заливай, – обижались другие, – Вона, у Мишки Горбача, тоже лысина как у тебя, а страну успешно профукал. Да еще, какую страну – Советский Союз развалил. Брехливым америкосам поверил…

      – Скажешь тоже, Горбач. Нашли с кем меня сравнивать. У Горбача лысина такая же, токо на башке метина нехорошая стоит. Эта метина, от дьявола… Вот та метина на мозг давление оказывает плохое. Мозг тормозит, словно палка, воткнутая в спицы колеса, – ловко выкрутился Митяй.

      Почему деда Митяя прозвали Гангреной, это отдельный разговор.

      Лет семь назад дед Митяй с зятем заготовили на зиму дров. Зять помог, на машине дрова привез, прямо к самому дому. Потом эти дрова, дед Митяй с зятем неделю пилили, рубили и аккуратненько складывали под навесом во дворе.

      С неделю прошло, стал Митяй замечать, что кто-то дровишки у них подворовывает. Поленница потихоньку уменьшается. Утром выйдет, а одного верхнего рядка нет, словно его там и не было. Воры действовали осторожненько так, чтобы пропажа в глаза сильно не бросалась. За ночь кто-то делал одну – две ходки к нему во двор.

      Крепко разозлился тогда Митяй. Обидно стало, он пилил, он рубил, а тут объявилась сволочь какая-то, и начинает нагло подворовывать дровишки. Обидно, когда воруют у тебя. Да еще свои же, деревенские. То, что это деревенские проворачивали, Митяй даже не сомневался. Окромя деревенских, здесь никого больше нет.

      – Митяй, чаво по двору носишься, как корова надоенная? – с порога крикнула баба Клава, жена Митяева, наблюдавшая уже десять минут, за непонятными дедовыми передвижениями.

      – Как чаво! Дрова кто-то повадился у нас тягать. Ну, ни стыда, ни совести у людей! – возмущался дед Митяй, – Выслежу, прибью гада, прям на месте.

      Дед разошелся не на шутку. Собаки у них во дворе давно уже не было. Пришлось деду Митяю самому в засаду идти. Взял с собой теплый тулуп, ружье старенькое и дубиняку крепкую. Спрятался дед, затаился, ждет визита воров.

      Только засада не удалась. Уснул ночью дед и ничего не слышал, как вор приходил к ним в гости. Еще дровишек унес, а деду в ствол ружья морковку воткнул. Вроде, как лихачество свое воровское показал.

      – Вот гад! Вот гад! Ну я тебя!.. – в бессильной злобе дед Митяй кружил по двору.

      Баба Клава боялась даже на улицу выходить, наблюдая из окна за исполнением Митяем боевого танца воинов племени Тумбу-юмбу, вышедших на тропу войны.

      Подошел на шум Егор Колыванов, кум Митяя, разузнать что стряслось. Узнав, долго качал головой, да так усердно качал, что даже кепка с головы соскользнула на землю.

      – Подлый народец, у нас в деревне, ничего другого не скажешь, – жалостливо охал кум. – К такому народу никакого доверия нет. Было, было, а такого еще не было, чтоб дрова воровать у пожилого человека… Куда мы катимся? Я бы этого вора, если бы поймал, руки-ноги ему переломал…

      Посчитав, что он, честно выполнил свой долг, поддержал и утешил кума в беде, Егор Колыванов пошел дальше, по своим неотложным делам.

      Неожиданно дед Митяй успокоился, а на его лице зазмеилась зловещая улыбка, хорошо заметная даже в густой бороде. Вот эта улыбка, уже сильно встревожило бабу Клаву. Она поспешила выйти на крыльцо.

      – Митяй, ты чаво задумал-то лиходей этакий? – крикнула баба Клава деду.

      – Я?… Клава, не пойму о чем ты говоришь? – нахмурился дед, согнав улыбку.

      – Митяй, не ври мне, – настаивала баба Клава, – Мне слишком хорошо знаком, этот твой сумасшедший блеск в глазах.

      – Ладно, старая, не боись, – дед заметно повеселел, – Есть план, как отучить всяких халявщиков до чужих дров. Но только ты, меня не спрашивай какой! Сама потом узнаешь, вернее даже услышишь…

      Баба Клава так ничего и не поняла, на что ей, намекал старый пень, но расспрашивать о планах Митяя не решилась.

      Дед Митяй набрал в поленнице дров, штук шесть, и уединился в сарайке, где у него хранился всякий инструмент. Два часа что-то там мастерил. Затем вышел и разложил дрова на поленнице. Двое дровишек наверх бросил, остальные в середку повтыкал. Митяй затем отступил от поленницы, огляделся, и остался доволен своей работой.

      – Все, мой капкан готов! Мы Клава, про вора скоро услышим, – сообщил