Свет вечный. Анджей Сапковский

более чем ужасно. Рейневану приходилось видеть такие вещи и иметь с ними дело, тем не менее он не смог побороть рефлекторное чувство отвращения. Ему стало стыдно, но лишь перед собой. Реакция была настолько незначительной, что остальные этого не заметили.

      – Скажите, господин, что это? – тихо спросил аптекарь из Хрудима, фельдшер по случаю и принуждению. – Не чума часом? Страшный чирище… И в таком месте…

      – Это точно не чума, – уверенно заявил Рейневан, желая, однако, сначала удостовериться на прикосновение, не почувствует ли характерного для гнойного воспаления хлюпанья.

      Не почувствовал. Пульпан резко взвыл, выругался.

      – Это, – с уверенностью поставил диагноз Рейневан, – carbunculus, который еще называют чирь совокупный. Сначала было несколько небольших прыщиков, правда? Которые быстро увеличивались, превращались в узлы с желтоватым гнойничком на верхушке, которые лопались и сочили гной? Чтобы в итоге срастись вместе в один большой, очень болезненный отек?

      – Вы, как будто, – аптекарь сглотнул слюну. – Как будто присутствовали при этом…

      – Что вы уже применяли?

      – Э-э-э… – Юноша заикнулся… – какие-то припарки… Бабки принесли…

      – Выдавливать пробовали? – Закусил губу Рейневан, потому что ответ уже знал.

      – А пробовал, мать его, пробовал, – застонал Пульпан. – Я чуть, зараза, не подох от боли…

      – Я думал гной выдавить… – нервно пожал плечами аптекарь. – А что было делать?

      – Резать.

      – Не позволю… – прохрипел Пульпан. – Не дам себя калечить… Вам бы только резать, резники.

      – Хирургическое вмешательство, – Рейневан раскрыл сумку, – необходимо. Только таким образом можно вызвать полный abscessus гноя.

      – Не дам себя кроить. Уж лучше выдавливание.

      – Выдавливание не поможет. – Рейневан не хотел говорить, что оно просто навредит, поскольку знал, что Пульпан не простит хрудимскому аптекарьчику профессиональную ошибку и будет мстить. – Карбункул надо вскрыть.

      – Белява… – Пульпан резко схватил его за рукав. – Поговаривают про тебя, что ты чародей. Так что сними с меня эту порчу, сделай какое-то заклинание или отвар волшебный… Не калечь меня. Не пожалею золота…

      – Золотом я тебя не вылечу. Операция крайне необходима.

      – Хрен вам, необходима! – крикнул Пульпан. – Что, заставишь меня? Здесь гейтман я! Я тебя… Я приказываю! Врачуй меня чарами и леками чудодейственными! С ножом не подходи! Только тронь меня, знахарь сраный, – прикажу разорвать лошадьми! Эй, люди! Стража!

      – Дальнейшее разрастание карбункула, – Рейневан встал, – грозит очень серьезными последствиями. Говорю тебе это, чтоб ты знал. Остальное – это твое решение, твоя воля, твое желание. Scienti et volenti non fit injuria.[66]

      – Ты мстишь, латинский вышкребок, – прохрипел Пульпан. – За то дело. За прошлый год, за Силезию, за Франкенштейн, за монахов, которых мы тогда прикончили…

66

Тому, кто знает и хочет, не на что жаловаться (лат.).