Свет вечный. Анджей Сапковский

нашли то, чего хотели найти, – думал Рейневан, оглядываясь на село Рапотин. – Оба. Самсон Медок имеет чточто важное. Имеет свою Маркету, свою Калипсу,[64] имеет тут, в этом селе свой остров Огигию. Шарлей имеет Блажену Поспихалову, неважно, останется ли он с ней или двинет дальше, в свой овеянный мечтой Константинополь, – туда, где Ипподром, АйяСофия, к печеным осьминогам в таверне над Золотым Рогом. Неважно, доберется ли он туда. Не так существенно, что будет дальше с Самсоном и Маркетой. Но было бы бессмысленно заставить их от этого всего отказаться, заставить всё бросить, заставить отправиться на край света, в неизвестное, чтобы рисковать ради чужого дела. Моего дела.

      Бывайте, друзья.

      Я тоже имею что-то важное, что-то, от чего не отступлюсь. Я отправляюсь.

      Сам».

      План Рейневана был прост: долиной реки Моравы по подножью Снежника добраться до Мендзылеского перевала и важного торгового пути из Венгрии, ведущего прямо в Клодзскую котловину. По скромным подсчетам от перевала отделяло его не больше пяти-шести миль. Был, правда, и другой вариант: долиной реки Браны и перевалом до Лёндека, оттуда уже Соленой дорогой до Крутвальда, Нисы и Зембиц. Второго варианта, хоть он и вел прямо к цели, Рейневан, все-таки, боялся – дорога шла через горы, а погода по-прежнему была ненадежной.

      Но не только погода представляла угрозу. Как многочисленные районы Моравии, так и шумперский край в настоящее время представлял собой настоящую шахматную доску: владения подданных князю Альбрехту католических хозяев перемежались с имениями дворянства, поддерживающего гуситов, причем разобраться было трудно, очень часто они меняли стороны и партийных сторонников. Неразбериху усиливал тот факт, что некоторые придерживались нейтралитета, то есть им было все равно, на кого нападают и грабят, нападали и грабили всех.

      Рейневан получил от Шарлея некоторую информацию и прекрасно отдавал себе отчет, что для него все одинаково опасны, и что лучше всего было бы прошмыгнуть незаметно, чтоб не наткнуться ни на какую партию. Ни на поддерживающих Чашу господ Стражницких из Краваж на Забжегу и господ из Кунштата из близлежащих Лоштиц. Ни, тем более, на католиков, принявших сторону Альбрехта: шумперских Вальдштейнов, господ из Зволе и многочисленных манов епископа Оломуньца, постоянно совершавших набеги на окрестные владения.

      Неожиданно начал падать снег, снежинки, сначала мелкие, превращались в большие и мокрые комки, мгновенно застилая глаза. Конь храпел и тряс головою, но Рейневан ехал. Про себя молясь о том, чтобы то, что он считал дорогой, действительно ею было.

      К счастью, метель прекратилась так же быстро, как и началась. Снег припорошил и побелил поля, но дорогу не занесло, она по-прежнему была отчетливо видна. И даже ожила. Послышалось блеяние и звон колокольчиков, а на дорогу мелкой рысцой вывалила отара овец. Рейневан понукал коня.

      – Бог в помощь.

      – И вам, кхе-кхе… – Пастух преодолел страх. – И вам, мил человек.

      – Откуда ты? Что это за село, там, за холмом?

      – Тама?

64

В греческой мифологии владелица острова Огигии, на котором она пыталась семь лет удержать возле себя Одиссея.