Кайрос. Анастасия Монастырская

умирать?

      – И умирать, Даниил, нужно не спеша и с удовольствием. Выбрать день и умереть.

      Он раз за разом возвращался к этому разговору, не в силах понять, что же тогда упустил. Что-то очень важное, без чего сегодня почему-то не складывалась жизнь.

      – Что делать? – тоскливый вопрос Вадима вернул в настоящее. – Как жить?

      – От меня-то что хочешь услышать?

      – Ничего, – Вадим рывком поставил бокал.

      Ножка хрустнула, и сосудик, наклонившись, так и остался стоять на столе – инвалидом.

      Дэну стало его жалко. Он всегда жалел щенков, котят и особенно – неодушевленные вещи. «Мама, смотри! Плюшевый зайка! У него мордочка грустная и лапки нет! Давай возьмем его домой?» – «Даник, ты забудешь о нем через час! Сколько можно? Весь дом в этих мордочках!» Он все равно брал, спасал и через час забывал.

      – Ничего, – повторил Вадим. – Думал, будет интересно встретиться, выпить, поговорить. О бабах или еще о какой-нибудь ерунде – кризисе среднего возраста или, чего уж там, духовном просветлении. Мы же друзья.

      – Были когда-то. Ты о ней когда-нибудь думал?

      – О ком?

      – О Саре.

      – Ни разу. Как отрезало.

      – Ты ее любил?

      – Еще по коньяку?

      – Давай. Напьешься – лицо проглядывает.

      В ожидании заказа Дэн рассеяно крутил на столе вазочку со свежими цветами. Оживился, увидев официантку:

      – У вас здесь не кафе, а рай: шиповник в феврале.

      – Да хоть в марте! – на безымянном пальце правой руки тускло светилось обручальное кольцо, и от этого рука казалась тяжелой и сломанной. – Из Голландии привезли. Там все есть.

      – Все есть в Греции, – холодно поправил Вадим.

      – Без разницы. Дальше Купчино не была.

      Официантка метнула на стол бокалы, одновременно протерев поверхность тряпкой. На полной груди подскакивал золотой крестик. Сквозь светлые колготки проступали толстые синие вены:

      – Еще что-нибудь?

      – Вы верите в чудо?

      На мгновение задумалась:

      – Муж верит. Приду, будет – водка.

      – Появляется?

      – Иначе убьет.

      Собрала грязную посуду, положила счет на щербатое блюдечко и, тяжело ступая, направилась к стойке.

      Дэн педантично оборвал лепестки.

      – Неужели она не видит?

      Вадим посмотрел в окно. В сгущающихся лиловых сумерках розовый куст, облепленный цветами, казался сказочным и неживым. Он словно плыл в метели, и от его вида хотелось либо жить, либо умереть.

      Дэн сгреб лепестки в кучку, бросил в пепельницу, поджег:

      – Природа совсем спятила. Это единственное, что мне сейчас нравится. Ощущение, что не только я – все вокруг сошли с ума. Вчера аистов видел. Вили гнездо в сугробе. Возле офиса нашел землянику. Спелую. В лесу грибы. На кустах почки зеленые. Люди почти нормальные – вежливые. Улыбаются. В чудеса верят.

      – Это глюки, Дэн. Обычные глюки.

      – В смысле сначала закусывай, потом завязывай? – Дэн зло усмехнулся. –