Отряд Аз. Михаил Кельмович

в руке. Она не удивилась совсем, обрадовалась. Здесь не было масок, сомнений, двойственных мыслей. Вирга просто потянулась к нему всем своим существом, не пошевелившись. Волна этого внутреннего движения, видимая, похожая на морскую пену, прокатилась через всю комнату, накрыла, обняла со всех сторон его темную фигуру. Тин ощутил прикосновение и окунулся в него. Тело его в ответ зажглось жемчужно-солнечным сиянием. Они соединились, слились до того, как прикоснулись другу к другу – два потока энергии. Соединение было трепетным и острым, как электрический разряд. Дыхание замерло на мгновенье. Они без слов шагнули навстречу.

      Потом ночь долго, до самого рассвета переливалась волнами тьмы и лунного света в пространстве между немых стен. Большего не сказать, потому что не было границы тела, не было границы между телами. Все растворилось, но не исчезло, а стало непрерывной замершей вечно длящейся нотой, скользящей по самому краю бездны безумной экстатичной волной.

      Рассвет был волшебным и пустым. Ни секунды ночи не забылась, но вспомнить было совершенно нечего. Виргиния лежала с отрытыми глазами на перевернутой, как после бури, постели, лежала одна. Но это было совершенно неважно.

      Из дневника. Реплика.

      26.05.2011 года.

      На этот раз я попал в ее сон и помню его детально. Но описывать не хочется. Я не нобелевский лауреат по литературе, не Набоков и не Бунин. Да и писать тут не о чем.

      …Черт! Если у нее все сны такие, то лучше я поселюсь в них, чем жить в этой убогой реальности.

      На сегодня – все.

      Каникулы

      Свидание, случившееся во сне, на следующий день волшебным образом повторилась в реальном мире. А разве могло быть иначе?

      Дальше протянулись дни, похожие на пустынную майскую улицу, залитую солнцем, когда голые ветки деревьев нарисованы солнечным светом, чуть зеленеют недавно причесанные газоны, когда чувствуешь себя опустошенным после долгой зимней тьмы, но уже пронизывают весенние токи земли, и пьянит воздух. Томишься, будто от безделья, но на самом деле от того, что за первым же попавшимся поворотом вся жизнь может вывернуться, как перчатка, наизнанку, от случайной встречи.

      Но ведь действительно завершался май. Им казалось, что они все время проводят вместе. Тин был не занят. Виргиния просто не замечала и не помнила всего, что не касалось их встреч. Дни тянулись, как один бесконечно длинный, казалось, ничем не заполненный, кроме как остановившимся временем, солнцем, слитным молчанием и редкими словами.

      Они бродили по прозрачным холодным скверам с голубыми тенями на причесанных серых газонах. Тугой ветер с Невы ударял в лицо и полоскал одежду. Часами сидели в кафе, болтая ни о чем, смеялись просто так…. Глухой синей ночью неслись по пустынным шоссе, чтобы заночевать в далеких безлюдных отелях на берегу Финского залива. Утром возвращались в город, и все начиналось сначала.

      Жизнь никуда не текла. Она бежала по кругу, как детская праздничная карусель с разрисованными игрушечными зверями. Мир был ярок, умыт и прозрачен по весеннему.