Ледобой. Круг. Азамат Козаев

сестра долго на камнях и на земле. Но я слишком устала. Спасибо Губчику. Мягкими губами пожевал мои волосы, легко прихватил ухо, и я с трудом вынырнула из усталого забытья.

      – Идем, милый, идем обратно. Поставлю с остальными лошадями, и ты спокойно переночуешь.

      Хорошо, что взяла Губчика с собой. Вчера не брала. Как будто знала, что понадобится.

      Как велел Кречет, скол запятнала сукровицей из пузырей на руках и обмазала кашей, точно рану залепила. Назад ехала полусонная, клевала носом, повесив голову на грудь. Не смотрела по сторонам, слава богам, жеребец без понуканий знал, куда идти. Шел спокойно, размеренным шагом. Через прикрытые веки в глаза стучалось закатное солнце и ласково оглаживало лицо теплыми лучами. Я даже разлыбилась в дреме.

      – Тычок, а Тычок, – позвала, с закрытыми глазами соскакивая на землю. – Будешь нужен завтра.

      – Я и Безродушке нужен, – горделиво сообщил старик.

      – Ненадолго, – зевнула. – Зато потом тебя долго будут помнить люди.

      – Меня? – удивился старик. – Меня?

      – Ага, – буркнула, влезая в шалаш. – Именно тебя.

      По обыкновению рубила во сне камень, разодрала в кровь язвы на ладонях.

      – Вернушка, пора вставать.

      – А… что?

      – Я и кашки сварил.

      – Как он?

      – Слава богам, с каждым днем лучше. Вчера на руках приподнялся. Правда, держался недолго, но все-таки! На-ка вот, кашки поешь.

      – Кашевар из тебя знатный, – похвалила я с набитым ртом.

      – Должно быть, и не знаешь секрет моей каши. – Тычок хитро прищурился. – Размолол метелочку – травка тут растет интересная – бросил в котелок. И что?

      Я прислушалась к себе. Как будто острит, горчит и одновременно сластит. Ничего подобного не едала.

      – Раньше делал такое?

      – Никогда не был в этих краях, а в наших местах такой травки отродясь не росло. Но, гляжу, лошади кой-когда щипают. Думаю, что за диво. Попробовал на вкус. Понравилась. Поджарил на противне. Пепел отдает немного яйцами и пряницей. Дай, думаю, добавлю в кашку. Размолол на камнях и добавил. И как?

      – Будем уезжать, прихвати с собой мешочек. Станем народ удивлять. Готов?

      – Меч брать?

      – Оставь, – ишь ты, остряк.

      Уже на месте Тычок огляделся, показал пальцем на подрубленную глыбу и немо поднял брови.

      – Ага, – кивнула я. – Моя работа. Твои рукавицы очень помогли. А теперь подойди к валуну и ложись.

      – На камень?

      – Именно.

      По счастью, глыбища оказалась не круглой, как бревно, а словно тесанной с обеих сторон. И упала очень удачно – плашмя, и не раскололась, как я того боялась.

      Опасливо старик разлегся на плоском камне и сложил руки точно покойник – на груди.

      – Нет, не так, – подошла ближе и сунула в руку палку. – Ноги расставь, как будто широко стоишь и опираешься на палку.

      Старик выполнил в точности все, что сказала. Расставил ноги на ширину плеч и «оперся» на подпорку. А я взяла угли и быстренько