Ледобой. Круг. Азамат Козаев

злобой или с прощением. Самое важное для меня все эти дни таилось в стылых глазах, не было ничего важнее на всем белом свете. Как он посмотрит на меня после всего, что произошло? Посмотрит ли вообще? Сидела и таращилась в сторону палатки, пока Безрода не унесли внутрь. И только тогда окликнула Гарьку:

      – Видела? Не погнал. Стало быть, могу остаться. Стирай межу!

      – Вот еще! Человек слова сказать не может, она уже по глазам читает! Больно прыткая! Подожду еще.

      – Тычка позови.

      – А я тут, наверное, на посылках! – Наша коровушка уперла руки в боки и покачала головой.

      – Не станешь звать, сама позову. Ты…

      – Да не ори, блажная. Человек только-только с того света выкарабкался, обратно своим ревом загнать хочешь? Сиди тут, у межи. Позову.

      Смешно. Дойти до палатки от силы восемь шагов, она тут розыгрыш устраивает. Тычок вышел из-под навеса веселый, ровно услышал хорошие новости.

      – Чего тебе, красота?

      – А ты отойди и не подслушивай, – буркнула я Гарьке, что замерла неподалеку и вся обратилась в слух.

      – Вот еще, слушать. Тоже мне тайны! – нырнула в палатку и была такова.

      – Тычок, дай денег!

      – Это еще зачем?

      Ну все, старик вернулся к жизни. В голос вернулась подозрительность, в глаза – прищур.

      – Надо. На праведное дело. Не на себя потрачу. А Безрод узнает, спасибо скажет.

      – Ох, чудишь, девка!

      Старик недоверчиво ковырял меня глазками, а я смотрела открыто и взгляд не прятала. Пусть читает по лицу, он это делает как никто. Нет, вы только поглядите, полез в мошну, зазвенел серебром, вытащил несколько рублей.

      – Хватит?

      – Думаю, хватит, – придирчиво оглядела стариковскую ладошку и сиротливые два рубля на ней. – Не пузо поеду набивать. Сам все увидишь.

      – Вот дела! – Тычок сбил шапку на затылок. – Что задумала?

      – Пока не скажу. Но дело стоящее. Пойду Губчика собирать.

      – На ночь глядя поедешь? Не погорячилась?

      – К утру хочу на торгу быть. Куплю, что задумала, и назад. Еще до вечерней зари обернусь.

      Темнело. Я готовилась в недальнюю дорогу и косилась на палатку. Уму непостижимо, что пришло мне в голову. А все Потык и его пронизывающий взгляд. Одного не знаю, хватит ли умения и сил воплотить задуманное. Ничего, жилы на заступ намотаю, а не отступлюсь.

      В ночи бросила прощальный взгляд на палатку – вошло в обыкновение на сон грядущий представлять себе наш возможный разговор – и вскочила на Губчика. Не знала, станет ли Сивый со мной разговаривать, потому и мечтала, а в мечтах он меня прочь, конечно, не гнал. Как оно выйдет на самом деле?

      – Ну пошли, родимый! – чуть тронула жеребца пятками.

      Легкой рысью мы встанем у городских ворот уже к рассвету. Ночной дороги я не боялась, проскользну так, что у бессонных бродяг даже времени не хватит на гнусные замыслы.

      Ехала спокойно, Губчик втянулся в рысь, и мы останавливались всего три раза. Слава богам,