Колонии и тюрьмы в советской России. Монография. А. С. Смыкалин

данной системы на Западе заключалась в делении срока отбывания наказания на несколько этапов. Примерные поведение и труд на предыдущем этапе давали новые льготы и послабления режима на последующем. Так сочетание принципов принуждения и убеждения уже в те годы легло краеугольным камнем в фундамент пенитенциарной системы страны. Но, безусловно, нужно помнить и о том, что расколотое гражданской войной общество не было социально однородным. Уже тогда перед советскими судами ставилась задача внимательно отслеживать классовую принадлежность подсудимого, от чего в большинстве случаев зависел приговор и его исполнение в системе ИТУ страны.

      Один из видных теоретиков и практиков советской пенитенциарной системы К. Ширвиндт писал: «… по отношению к нашим „классовым врагам“ основные принципы нашей пенитенциарной политики остаются в полной силе; если прохождение этапов прогрессивной системы обставляется для них большими трудностями и они ставятся в условия более жесткого режима, то, конечно, не может быть и речи о том, чтобы мы отказались в отношении к ним от принципа, согласно которому меры социальной защиты должны быть лишены признаков (курсив мой. – Л. С.) мучительства»[61]. Так закладывалась теоретическая база под произвол и массовые репрессии в отношении «классовых врагов».

      О какой объективности в исполнении приговора могла идти речь, если руководитель Наркомата юстиции РСФСР Н. В. Крыленко в 1924 г. на съезде работников юстиции говорил: «… относительно осужденных из классово-враждебных элементов… исправление бессильно и бесцельно…»[62]. Принцип дифференцированного подхода при индивидуализации ответственности был сформулирован и в ряде работ В. И. Ленина, высказавшего мысль о создании системы мер государственного воздействия для различных социальных слоев общества.

      Изменилась и структура управления пенитенциарными учреждениями России. После выхода из состава правительства левых эсеров (март 1918 г.) вместо ГУМЗ в составе НКЮ РСФСР был образован Центральный карательный отдел (май 1918 г.). Впрочем, название не совсем верно отражало сущность данной структуры, поскольку, как уже отмечалось, задачи этого подразделения были гораздо шире. Функции губернских тюремных инспекций передавались местным карательным отделам, входившим в состав губернских комиссариатов юстиции. Заведующие губернскими карательными отделами назначались местными Советами, но право их утверждения принадлежало Центральному карательному отделу НКЮ. Одной из важнейших задач перестройки мест заключения была организация труда заключенных. Эти функции выполняли два ведомства: вышеназванный Центральный карательный отдел и частично Главное управление принудительных работ при НКВД[63].

      Привлечение к общественному труду осуществлялось как в тюрьмах, так и в новосозданных сельскохозяйственных колониях. В циркуляре от 24 мая 1918 г. говорилось: «Наша цель – перелом не только всей системы управления местами заключения, но и в

61

Энциклопедия государства и права. Т. 3.

62

Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ. Т. 2. С. 200–201.

63

Полиция и милиция России: страницы истории. М, 1995. С. 161.