Правила склонения личных местоимений. Катя Райт

голые скачут везде! – она делает паузу и как будто цыкает едва слышно. – А еще эти, как их, голубые! Нет, ну вы слышали?! В сто восьмой школе, вон, двух старшеклассников поймали за этим!

      – За чем?

      – За тем самым! Господи, какой кошмар! Это все их Интернет и телевизор! У нас, конечно, такого не было! Вон, у Малахова вчера показывали, как две девочки избили учительницу за то, что та им двойки поставила по поведению. Нет, ну куда же все катиться…

      – Ольга Геннадьевна! – перебивает физичка. – Да мне наплевать на этих ваших Малаховых! Вы скажите, что с Веригиным делать! Он все нервы уже вымотал! Что вы тут рассуждаете о каком-то Интернете! Да я, вообще, не знаю, что это такое и знать не хочу!

      Я не могу сдерживаться, и у меня вырывается едва слышный смех. Илона Дмитриевна цыкает на меня и качает головой. Но это, правда, самое интересное! Мне больше всего всегда нравится именно эта часть разговора. Про пагубное влияние Интернета и телевизора. Притом, что я вот, например, понятия не имею, кто такой этот Малахов. Но еще увлекательнее и смешнее последняя часть. Не знаю, почему, но она всегда идет в заключении.

      – Да вызову я его родителей! – уверяет директор. – Не волнуйтесь! Все вместе поговорим, думаю. Только я же понимаю прекрасно, что для Романа это ничего не значит. Я столько лет работаю в школе, Мария Николаевна, уж поверьте, я все знаю, что с ними происходит. Я уж их изучила. Это они думают, что самые умные. Я понимаю, Веригин сейчас чувствует недостаток внимания со стороны родителей. У него ревность к младшей сестре. С ним даже говорить о ней нельзя, он сразу как ежик становится, иголки свои выпускает. Это же понятно! Вот он и пытается привлечь к себе внимание таким способом. Ох, Мария Николаевна, только не надо от него отворачиваться! Не надо на нем крест ставить! Мы должны к нему пробиться, должны ему как-то внушить уважение к старшим, должны поделиться с ним своим опытом.

      Я снова не могу сдержать смех. Вот это речь! Просто прослезиться можно, какая забота! И главное, какое глубокое понимание! Так и представляю, как они сейчас снова начнут ко мне пробиваться, делиться со мной опытом, учить уважению.

      Телефон пищит. Пришел ответ от Юли: «Давай. Приходи ко мне в три». Я пишу: «Ок» и засовываю мобильник в карман. Тут как раз дверь кабинета открывается, и на меня устремляется испепеляющий взгляд Марии Николаевны.

      – Посмотрите на него! Развалился! – ворчит она, как будто обращаясь к большой аудитории.

      И так убедительно это у нее выходит, что я даже по сторонам начинаю оглядываться в поисках невидимых зрителей.

      – Ну чего сидишь! – продолжает физичка. – Заходи!

      Поднимаюсь со стула и вхожу в кабинет директора.

      Я стою перед Ольгой Геннадьевной. Руки у меня в карманах, голова опущена. Но не потому что мне стыдно. Просто, чтобы не смущать этих нервных женщин своим взглядом.

      – Ну, – начинает допрос директор, – что ты скажешь, Роман? Почему ты прогуливал