Безгрешность. Джонатан Франзен

в удовольствие, которое доставляли ласки опрятного и очень умелого парня, но потом отчетливо слышное урчание в животе вернуло ее к действительности.

      – Минутку, хорошо? – повторила она.

      – Ты хочешь есть?

      – Нет! То есть вдруг, наверно, да, немножко. А в ресторане не хотелось.

      Она вставила ключ в замок и вошла. В гостиной ее соседи – шизофреник Дрейфус и умственно отсталый инвалид Рамон – смотрели баскетбол по добытому на помойке телевизору, к которому третий сосед Стивен, тот самый, в кого Пип была, можно сказать, влюблена, выменял на улице с рук цифровой преобразователь. Тело Дрейфуса, опухшее от лекарств, которые он пока что добросовестно принимал, целиком наполняло приземистое кресло, тоже с помойки.

      – Пип, Пип! – закричал Рамон. – Пип, чего ты сейчас делаешь, ты говорила, ты поможешь мне с моим запасом, поможешь мне со слувар-рным запасом прямо сейчас?

      Пип прижала палец к губам, и Рамон обеими руками закрыл себе рот.

      – Вот-вот, – негромко прокомментировал Дрейфус. – Она не хочет, чтобы кто-нибудь узнал, что она тут. А почему бы это? Не потому ли, что в кухне засели немецкие шпионы? Слово “шпионы” я использую, разумеется, в самом широком смысле слова, но оно может оказаться вполне уместным, учитывая, что в Оклендской исследовательской группе по ядерному разоружению состоит приблизительно тридцать пять человек, из которых Пип и Стивен отнюдь не самые немаловажные, и тем не менее германцы со всей своей типично германской педантичностью и пронырливостью одарили своим вниманием именно наш дом. Любопытный факт, стоит призадуматься.

      – Дрейфус! – прошипела Пип, приближаясь к нему вплотную, чтобы не повышать голос.

      Дрейфус преспокойно переплел на животе толстые пальцы и продолжал обращаться к Рамону, которому никогда не надоедало слушать Дрейфуса.

      – Не в том ли дело, что Пип предпочитает не общаться с немецкими шпионами? Вероятно, сегодня в особенности предпочитает? Поскольку она привела с собой юного поклонника, с коим лобызалась у нас на крыльце добрых пятнадцать минут.

      – Это ты – шпион! – яростно шепнула Пип. – Ненавижу твое шпионство!

      – Не любит, когда я подмечаю факты, мимо которых не прошел бы ни один разумный человек, – пояснил Дрейфус Рамону. – Подмечать то, что находится прямо у тебя перед носом, отнюдь не значит шпионить, Рамон. И возможно, наши германцы тоже всего лишь подмечают. Но шпиона делает шпионом мотив, и тут, Пип, – наконец он обернулся к ней, – тут я бы посоветовал задать самой себе вопрос: что эти пронырливые и педантичные немцы делают в нашем доме?

      – Ты лекарства принимать не забываешь? – шепнула Пип.

      – Лобызалась, Рамон. Отличное словарное словцо для тебя.

      – А чего значит?

      – Значит тискаться. Уста прижать к устам. “Поцелуи с корнями вырвать с губ”[3].

      – Пип, ты поможешь мне со слувар-рным запасом?

      – Мне кажется, на этот вечер у нее иные планы, мой друг.

      – Не

3

Шекспир, “Отелло”, акт III, сцена 3, перевод А. Радловой.