Все или ничего. Анжела Рей

таких звучных и непонятных, как «vanitas vanitatum» или «volens nolens». Обзвонил всех друзей. Все было тщетно. В тоске поднял он глаза круглый циферблат над входной дверью. Стрелки показывали без десяти четыре.

      – Плюнуть на все и пойти спать, – вяло размышлял он. – А деньги? Завтра все газетчики умчатся искать другую локацию, и опять никого, кроме старины Зеда. Все равно не уснуть под этот рев. Если верить старейшинам, такое творилось лишь после избрания последнего герцога. Ладно, еще полчасика постою.

      Экран на площади давно погас, но расходиться, не смотря на уговоры полиции, никто не спешил. За дальним столиком, среди пустых бокалов, сидел крепкий небритый мужчина. Сидел совершенно один, хотя соседние столики были переполнены. Входящие, окидывая зал в поисках свободного местечка, непременно встречались с ним взглядами. Приветствовали, кто поклоном, кто рукой, и шли искать дальше. Все, кроме пары в темных костюмах, направившихся прямо к его столику.

      – Позволите, мистер… Зед, не так ли?

      – Милости просим. Чем обязан? Чего изволите выпить?

      – У нас мало времени. У нас есть информация, что вы работаете проводником. Необходимо срочно доставить продовольствие в башню.

      – Ты скажи! Так теперь участники пакет должны съедать? Вот оно как…

      – Тише. Мы поняли, вы в курсе событий. Проведете? Оплата наличными, возможен аванс.

      – Ну, если все стынет. Тянуть не буду. Вот только пасынка предупрежу.

      У самого дома Зед задержался и заглянул в пустой гараж. Широкая улыбка обнажила красивые крепкие зубы.

      – Что ж, по крайней мере, от голода они не умрут. Да и спальных мешков я что-то не наблюдаю.

      Кладбище древнее на берегу, на песке у прибоя. Множество разных могил в аккуратной ограде общей для всех. Кладбище – ровный квадрат, если сверху смотреть на него. Нет здесь тропинок, сплошные квадратики мелкие, каждый квадратик – могила. На каждой – множество ценных вещей самых разных: матрацы, пальто, одеяла… Много всего без чего человек не умеет. Тлеет здесь все понемногу, в песок оседая. Все было дорого сердцу, пока оно билось. Каждый лоскут, словно прожитый день, словно воспоминанье. Тронешь один, уж за ним череда потянулась прожитых дней: чья-то жизнь. Ни надгробья не видно, ни имени. Все в мертвой одежде утоплено, словно в зыбучем песке. А на склоне – Башня видна, величавая, гордая.

      – Так светить или не светить, я не понял. – Яростно отбиваясь, вопрошал Арчи. Последним движением он завладел камерой, прижав ее к груди.

      – Свети, я слышу музыку. Навряд ли наемники будут слушать Глюка. – Голос совершенно невозмутим.

      – Кого, прости, слушать?

      – Кристофа Виллибальда. Очень к месту, если вспомнить мистику Метастазио и прах мертвеца, меняющего могилы.

      Прозрачно-серые глаза сузились, вглядываясь в темноту. Темная линия ресниц закрыла зрачок. Анжела фыркнула.

      – А что у вас еще тест на IQ в первом туре был, мистер загадка, вы, кстати, так и не представились.

      – Много чего было. Кстати, подобраться к башне можно только