Руби. Вирджиния Эндрюс

резко вскинула голову и настороженно прищурилась.

      – Любопытно, чего это он притащился? – вопросила она, глядя в темноту, откуда, подобно духу болот, появился дедушка Джек.

      Его длинные сальные волосы рассыпались по плечам, желтоватое лицо поросло густой седоватой щетиной, а одежда была такой грязной, словно он не ходил по земле, а ползал. Болотная тина, покрывавшая его ботинки и лодыжки, казалось, присохла к ним намертво.

      – Не подходи к нам близко! – вскричала бабушка. – Мы только что пообедали, а от тебя так воняет, что нас того и гляди вырвет!

      – Что ты несешь, женщина, – пробормотал дедушка Джек, однако на галерею подниматься не стал.

      Остановившись у лестницы, он снял шляпу, с полей которой свисали рыболовные крючки.

      – Я пришел просить у вас милости! – возвестил дедушка Джек.

      – Милости? – усмехнулась бабушка. – Для кого же?

      – Для себя.

      От такого ответа бабушка Кэтрин зашлась смехом, покачиваясь в кресле:

      – Значит, ты пришел попросить прощения?

      – Я пришел попросить денег.

      – Что?

      Бабушка от удивления прекратила раскачиваться.

      – Мотор на моей лодке полетел к чертям, – пояснил дедушка Джек. – А этот проклятый скупердяй Чарли Макдермот не желает мне больше давать в кредит. Если у меня не будет моторки, я не смогу катать охотников по болотам и зарабатывать деньги. И устриц ловить тоже не смогу. Я знаю, у тебя есть кой-какие сбережения, и клянусь…

      – Клянешься? – перебила бабушка. – Что толку в твоих клятвах, Джек Лэндри? И чем ты можешь поклясться, хотела бы я знать? Своей душой? Так ей давно уже уготовано теплое местечко – в аду.

      Глаза у нее засверкали таким блеском, которого я не видела много дней подряд. Дедушка растерянно молчал.

      – Как только заработаю, сразу тебе отдам, – буркнул он наконец.

      – Расскажи это кому-нибудь другому, Джек Лэндри, – процедила бабушка. – Если я отдам тебе несколько последних пенни, что у нас остались, ты пулей помчишься за очередной бутылкой и напьешься до беспамятства. Кстати, у нас нет и нескольких пенни. Сам знаешь, летом нам приходится тяжело. Впрочем, тебе же наплевать.

      – Я делаю все, что могу, – проворчал дедушка.

      – Да, делаешь все, что можешь, чтобы залить себе глотку, – отрезала бабушка Кэтрин.

      Я переводила взгляд с бабушки на дедушку. Вид у дедушки Джека был до невозможности потерянный и несчастный. Деньги, которые я получила за свои картины, были целы, и бабушка Кэтрин об этом знала. Я могла бы одолжить их дедушке, если бы была уверена, что он действительно потратит их на новый мотор. Но я боялась и заикнуться об этом.

      – Неужели ты позволишь, чтобы я сдох от голода посреди болот и труп мой пошел на корм аллигаторам? – простонал дедушка.

      Бабушка выпрямилась во весь рост, который был не столь уж велик – всего пять футов четыре дюйма. Но она так гордо вскинула голову, что казалось, в ней никак не