Смерть приходит в конце. Агата Кристи

зачем?

      Молодая женщина на секунду задумалась. Потом медленно проговорила:

      – Понимаешь, Хори, когда ты задаешь мне такие вопросы, я не знаю, что ответить.

      – Сейчас большому поместью требуется лишь несколько писцов, но мне кажется, настанет день, когда во всем Египте их будет целая армия.

      – Это было бы хорошо, – сказала Ренисенб.

      – Не уверен. – В голосе Хори звучало сомнение.

      – Почему?

      – Понимаешь, Ренисенб, записать десять мер ячменя, или сто голов скота, или десять полей пшеницы – это легко и не требует больших усилий. И написанное уподобится тому, что существует на самом деле, а сочинитель и писец станут презирать тех, кто распахивает поля, жнет ячмень и выращивает скот. Но поля и скот – настоящие, это не просто чернильные значки на папирусе. А если все записи и все папирусы будут уничтожены, а писцы разбегутся, люди будут все так же пахать и сеять, и Египет будет жить.

      Ренисенб внимательно смотрела на него.

      – Да, я понимаю, о чем ты, – медленно произнесла она. – Настоящее только то, что можно увидеть, до чего можно дотронуться или что можно съесть… Запись «у меня сто сорок мер ячменя» ничего не значит, если зерна у тебя нет. Писать можно и ложь.

      Хори улыбнулся, вглядываясь в ее серьезное лицо.

      – Ты починил мне льва, – вдруг сказала Ренисенб. – Давным-давно, помнишь?

      – Да, Ренисенб, помню.

      – Теперь с ним играет Тети. С тем же львом…

      Помолчав немного, она откровенно призналась:

      – Когда Хей ушел к Осирису, я очень горевала. Но теперь я вернулась домой, я снова счастлива и все забуду – потому что тут ничего не изменилось. Совсем ничего.

      – Ты и вправду так думаешь?

      Ренисенб пристально посмотрела на него:

      – Что ты имеешь в виду, Хори?

      – Я имею в виду, что перемен не может не быть. Восемь лет – это восемь лет.

      – Здесь ничего не меняется, – убежденно повторила Ренисенб.

      – В таком случае, возможно, должно измениться.

      – Нет, нет, – решительно возразила Ренисенб. – Я хочу, чтобы все осталось таким же!

      – Но ведь ты сама уже не та Ренисенб, которая уехала с Хеем.

      – Та же самая! А если нет, то скоро стану.

      Хори покачал головой:

      – Невозможно вернуться в прошлое. Это как меры зерна, которые я считаю. Беру половину, прибавляю к нему четверть, потом десятую часть, потом двадцать четвертую – и в конце получается совсем другое количество.

      – Но я та же Ренисенб.

      – Все минувшее время к той Ренисенб что-то прибавлялось, и она стала совсем другой Ренисенб!

      – Нет, нет! Ведь ты остался тем же Хори!

      – Ты вольна так думать, но это не так.

      – Да, да! И Яхмос нисколько не изменился, все так же колеблется и тревожится, и Сатипи все так же третирует его, а Сатипи с Кайт, как обычно, ссорятся из-за циновок и бус, а когда я вернусь, они будут смеяться вместе, будто лучшие подруги. Хенет по-прежнему крадется и подслушивает, хнычет о своей преданности, а моя бабушка