Один из лучших дней (сборник). Яна Жемойтелите

грубо и даже вульгарно. – У тебя эдипов комплекс? Или что? Зачем тебе тетка, которая вот именно что в матери годится? Я же однажды видела тебя на фото – маленького, голенького, с такими пухлыми смешными ручонками.

      – Ты всегда анализируешь момент? Любую ситуацию? – признаться, он держится гораздо лучше меня.

      – А ты нет?

      – Нет. Зачем?

      Но ведь так именно ведут себя капризные дети, настаивая на сиюминутных желаниях.

      – Тебе девочек недостает? – спрашиваю я. – Их вон сколько вокруг.

      – С ними же абсолютно не о чем разговаривать!

      – Абсолютно со всеми?

      – Практически да.

      – А мы с тобой разве разговаривали о чем-то? И что я такого особенного могу сказать?

      – Давай-ка выйдем погулять, тут озеро недалеко.

      И тучи мокрого снега. На ресницы налипнет.

      Но я послушно встаю и ныряю внутрь пальто, любезно поданного Павликом. Странно, но в пальто я чувствую себя уверенней, как будто оно некоторым образом меня защищает. Оно мое. Связывает с тем миром, в котором я привыкла обитать.

      – Осторожней, тут ступенька. – Павлик ловит меня почти на лету, в шаге от бездны.

      Я тяжело, как мешок, падаю на него. И мы в связке так и двигаемся вперед по освещенной тропинке в темноту, в неизвестность. И я успеваю подумать пьяным умом, что вот ведь рядом со мной мужчина, на которого можно опереться. Хотя бы в этой простейшей ситуации. Далеко не мальчик, то есть романтические иллюзии наверняка уже выветрились, а если и не до конца – так это даже и хорошо. Иллюзии с течением времени заменяются цинизмом, а зачем мне это? И чего я теперь действительно хочу, помимо того, чтобы все-таки выйти на пенсию?

      Там, где дорожка растворяется в темноте, останавливается такси, из которого вываливает подвыпившая компания, и это меня почему-то настораживает. Пятеро пьяных парней – ну и что? Почему меня это задевает? Когда они успевают поравняться с нами, я понимаю почему: потому что с ними Владька. Куртка распахнута, в разрезе мелькает толстовка с обезьяной. Похоже, что Владька удивляется еще больше:

      – Мама?

      – Это так у тебя проходит школьная практика? – Я освобождаюсь из объятий Павла, мгновенно превращаясь в мамашу-наседку. Мне очень хочется добавить что-то вроде: «Ты позоришь облик школьного учителя», но язык плохо слушается.

      – Мама, что ты тут делаешь?!

      – Это Павел, сын тети Марины, помнишь, я тебе рассказывала? – Я невольно начинаю оправдываться. – Мы как раз разговаривали про тетю Марину.

      Господи, если Маринка – тетя Марина, то я же для Павлика тетя Аня.

      – Чтобы к ночи дома был! – отрезаю я и демонстративно беру Павла под руку. Это я демонстрирую что? Право на личную жизнь? Или право на жизнь вообще? И мы удаляемся в темноту, а Владька так и остается на освещенной тропинке, наверняка провожая нас взглядом – это я чувствую как будто спиной.

      – Владька, мой сын, – через паузу говорю я.

      – А мужа нет?

      – Откуда ты знаешь?

      – У мамы спросил.

      Я начинаю хохотать. Конечно, это пьяный смех, но я не смеялась уже давно. Повода не