Туристы (сборник). Виктор Фролов

что дальше-то было.

      Посидели мы с Натальей хорошо в тот вечер. Персонал по домам разошёлся, и мы, утомившись, в её кабинете на диванчике закемарили. Я всё порывался портрет подруги на обёрточной бумаге написать, а она, шутя, останавливала: «успеешь ещё, никуда это от тебя не уйдёт»!

      И, видите, как в воду глядела! Закрутили мы с ней всерьёз. Недели не прошло, собрал я пожитки и насовсем к Наталье переехал. Потом, как положено, с женой развод оформил. А с ней расписались. Как в угаре время шло, будто приворожила меня баба.

      Рисовать её одну только и мог в те дни. Наталья на работу, а я – малевать её портреты в разных видах, да интерьерах. Некоторые, не совру, совсем неплохо удались. Говорила, подругам дарит. Потом слушок дошёл – приторговывала моими работами по случаю. Я-то не в претензии. Считай, на её содержании находился. Торговый люд, он ведь никогда не бедствовал! Это уж потом, когда оба на пенсию вышли, как бы сравнялись доходами.

      А вот теперь в самую пору и стопарик пропустить. Подхожу я, друзья, к печальным страницам своего повествования.

      Художник сделал жадный глоток из стоявшего перед ним стакана, запил пивом, повёл головой, высматривая, чем бы закусить, захрустел приглянувшимся солёным огурчиком. Стоявшие подле стола уважительно ожидали продолжения исповеди.

      – Вот ведь, казалось бы, живи – да радуйся! На всём готовом, обихожен, при продуктах. Ан, не тут-то было. Вроде бы и трезвый, а рука нет-нет сама, ни с того ни с сего вдруг начнёт голову пацанчика набрасывать. Да, не какого-нибудь там, «левого», а сынка моего, Алёшеньки. К тому дню уже пара годков миновала, как не виделись мы с ним.

      Почему, почему?! Да, потому! Натаха не позволяла: «Чем ты ему пособить можешь – ни заработка постоянного, ни смекалки жизненной. Квартиру им, считай, подарил – куда уж больше! У тебя, – говорила, – рядом паренёк растёт, вот и занимайся его воспитанием, художник! У того, твоего, мамка есть, не сирота он. А когда станет старше, в жизни что понимать начнёт, сам прибежит, увидишь. А нет – так то его дело». Перечить такому ведь не станешь, вроде, как и права баба. Уходишь – уходи! Так сам себя и убеждал.

      Но чувствам не прикажешь, со временем совсем невмоготу стало, так охота было повидаться! Поехал к школе, где сынок обучался. Дождался окончания занятий. Вышел Лёшка мой с приятелями в компании – годков пятнадцать ему уже тогда было. Увидел папаню, сплюнул многозначительно в мою сторону и отвернул брезгливо мордашку.

      Не передать словами, как обидно сделалось. Но, в то же время, понятно: заслужил, чего ожидать-то? Хотя, в душе надеялся: со временем поймёт, придёт! Даже к встрече готовиться начал – рисовал от торговки своей втихаря портреты родителей моих покойных, ещё деда с бабкой, да по памяти дом в селе, где те проживали. Показать хочу, лучше слов картины чаяния мои передадут Лёшке-то. Чтобы знал корни свои, помнил, чтил. До поры прячу рисунки, будто сглазу боюсь или порчи какой.

      Так-то я обычно по Натахиным заказам малюю русалок на пруду среди кувшинок, да чёрных котов громадных, что на купальщиц из вод морских глазеют. Говорит,