Название | Сталин и «русский вопрос» в политической истории Советского Союза. 1931–1953 гг. |
---|---|
Автор произведения | Владимир Кузнечевский |
Жанр | История |
Серия | |
Издательство | История |
Год выпуска | 2016 |
isbn | 978-5-227-06584-1 |
Как всегда, проведение реформ сопровождалось сменой носителей старых идей на носителей новых идей. Если в 1929–1930 годах репрессировалась старая профессура, то в 1934–1936 годах были репрессированы представители «школы Покровского». Смена курса в 1938–1939 годах также привела к новым репрессиям, поскольку Сталин мыслил персоналистично: новую идеологию должны проводить новые люди[26].
Чтобы завершить с этим важным политическим сюжетом из политической истории страны, следует сделать одно замечание: позицию Сталина идеализировать в этом плане не стоит. Было бы неверным считать Сталина русофилом. На деле он был тем, кем он сам себя долго называл, – нацменом.
При этом следует учитывать, что выраженную Сталиным при образовании СССР концепцию автоиомизации менее всего следует толковать как русоцентризм, и уж тем более как русофильство. Нет, конечно. Русофилом Сталин никогда не был (хотя и русофобом – тоже). Генсек в своем поведении всегда руководствовался политической целесообразностью. Он всегда был, и при этом и ощущал себя нацменом, то есть представителем малого народа, присоединившегося (присоединенного) к великому пароду и к великой стране. То есть Иосиф Джугашвили с молоком матери воспринимал как данное свыше, что Россия – это великая, мирового значения держава, а русский народ – это государствообразующая этническая субстанция, которая па протяжении многих веков сумела организовать па огромной географической территории земного шара государство с мирового значения культурой (духовной, материальной, интеллектуальной, бытовой) и па основе этой культуры этот народ (русский) объединил вокруг себя десятки других народов и их культур, не уничтожая и не разрушая эти последние, а по мере возможности (по мере возможности!) сохраняя их.
Как нацмен Иосиф Джугашвили остро ощущал свою грузинскую сущность, остро любил свой народ, что нашло проявление в его юношеских стихах, но при этом не отторгал ни русский народ, ни русскую культуру. Более того, уже в революционной среде отличаясь от своего близкого окружения глубоким умом и ясным сознанием, он понимал, что единственным (и главным) фактором, обеспечивающим существование этого громадного образования – Российской империи, – был всегда русский народ, играющий государствообразующую роль. В отличие от Ленина он хорошо это понимал и потому и выступал за сохранение самого этого народа и формы его естественного существования – Российского государства.
В новейшей российской историографии есть любители утверждать, что ленинский русофобский взгляд на историческую роль русского народа является вовсе не ленинским, а это, дескать, Троцкий его попутал и даже (даже!) именно Троцкий-то якобы и подтасовал последние надиктованные вождем статьи с резкими обвинениями
26