Подарок Старой Ведьмы. Наталья Карпенко

как простая коробка. Такая травма не совместима с жизнью.

      Сомнений не было. Мелисса была мертва.

      Я опустился на землю, не заботясь о том, что вся дорожка была в кровавых потеках.

      Тяжелая потеря и горькое отчаяние обволакивали все мое естество.

      Сжав слегка похолодевшую руку сестры, я громко заговорил, зная, что меня никто не услышит. Я просил, требовал, умолял:

      – Лис, сестренка, не бросай меня! Вернись, пожалуйста, вернись! Ты никогда так не поступала! Ты не бросала меня в трудные минуты! Немедленно возвращайся к жизни, слышишь?! Мелисса Корнелия, ты обязана жить! – говоря эту несуразицу, я стал ощущать какое-то чуждое мне до этого дня состояние. Походило оно на медленное погружение в сон или транс.

      Звуки, окружающие меня, стали нечеткими, к ним присоединился какой-то шелест, будто кто-то сыпал крупу в деревянную посуду.

      Все тело ощущало какой-то холод. Почему-то я знал, что это сети смерти и если не выплесну в этот аркан каплю своей жизненной силы, то сеть окутает меня.

      Стало жарко. Этот жар будто бы разгорался внутри и концентрировался в той руке, в которой была зажата ладошка Лис.

      Путы смерти ослабли, но стал ослабевать и я.

      Наверное, надо было прекратить эту бессмысленную борьбу, но я не мог отпустить руку сестры, которая от жара моей ладони стала теплой, как живая.

      Краешком сознания я понимал, что если разорву эту цепь, то потеряю Лис навсегда. Я сжал ладонь сестренки еще сильнее и… потерял сознание…

      Глава первая

      Воля – это то, что заставляет тебя побеждать, когда твой рассудок говорит тебе, что ты повержен.

Франсуа де Ларошфуко

      Бен

      Перечитав то, что было написано мною несколько часов назад, я скомкал лист бумаги и отправил его в корзину, где уже собралась добрая дюжина неудачных черновиков.

      – Всё не то, всё какое-то примитивное, безжизненное, – потекли вслух мысли горе-писателя.

      Дверь открылась, и в комнату, где я марал бумагу, пытаясь осуществить мечту детства и юности, заглянула миссис Милл.

      – Бен, ты бы перекусил. Я рулет с маком испекла, тётушка Джема молоко парное принесла, – миссис Милл опустилась в потертое, местами в заплатках кожаное кресло.

      – Я не голоден, – коротко бросил я и опять взял ручку.

      Я чувствовал, что миссис Милл не отводит от меня взгляда тёмно-синих, вечно печальных глаз, и, хоть мне была не по душе такая опека и внимание, не мог ничего возразить.

      Со дня той аварии, в которой погибли родители, а сестрёнка… все утверждали, что она тоже мертва, что в больницу они забирали её тело, но я верил, что это не так. Лис жива, я же тогда боролся со смертью. Её смертью. Только вот чем это закончилось, увы, не узнал.

      Прошло мучительных три года.

      Семья Милл безоговорочно постановила, что сын их лучших друзей будет жить с ними, тем более что своих детей они не имели.

      Я был благодарен мистеру и миссис Милл за всё. Они разбавляли одиночество и были мне крепкой опорой после того злополучного