Человек, который знал об этом городе всё. Денис Никков

на того, кто бросил палку, но никак не обращает взгляд на то, что может полететь спустя мгновение в его сторону. Мол, понимая суть маневра, лучше принимать смысл всяких новостей из телевизионного ящика, который рождает картинки в хаотичном режиме.

      И кому-то от выводов стало смешно. Ведь если тот, кого вы принимаете за льва, является фокусником, например. А он только и желает того, чтобы вы смотрели на него самого – не на руки. Вы думаете, что палка брошена, философски смотрите на того, кто ее бросил, а на самом деле у фокусника масса ассистенток и приспособлений, о наличии которых трудно догадаться.

      Ты смотрел на него, увидев льва, хищника, убийцу, а между делом упущена и где-то есть маленькая, скромная и такая простая по типу устройства хитрость проверенная годами, а порой и веками.

      Однако споры, разговоры выглядели крайне неуместно. Во всем угадывалось рассеянность и искусственные попытки создать движение, хоть как-то придать этим минутам статус какого-нибудь праздника. Что-то застывало в глазах у каждого, оседая где-то глубоко внутри. И это что-то цепной реакцией, неопознанной чумой сражало одного за другим.

      Диск солнца показался выше. Один из самых опасных страхов приходил через парадную дверь, сквозь возгласы: «как же красиво».

      И так уж случилось, что в то утро отдались страхам практически все присутствующие: Мэгги Мэкэвой, Уильям Джефф, Оливия Кеннет, Грейс Литтл, Миа Сондер, Бенджамин Брукман и другие.

      Люди, все эти люди. Некоторым из них доведется быть упомянутыми лишь в этом моменте. Но, так или иначе, они неотъемлемая часть рассказа – одновременно сложного и до ужаса простого пазла.

      Грейс Литтл говорила о том, что у хорошей подруги есть карта посетителя бара «YOURS», начавшего впускать посетителей тринадцать месяцев назад. Нынче Бар крайне популярен.

      Так открылась единственная тема для разговора, в которой желали участвовать все. Кто-то спрашивал о фамилии и об имени подруги. А кто-то просто хвалил бар «YOURS», хотя ни разу там не бывал.

      Тем не менее, Фрэнсис Стейп знал, как зовут ее подругу. Он понимал о ком идет речь.

      – Это невозможно, если конечно твоя подруга не является принцессой Уэльской, – попытался пошутить Бэнджамин. Иные отшучивались в похожей манере.

      Бэнджамин Брукман в свои двадцать два года неплохо умел сочинять стихи. Они порой впрямь были хорошими. А Оливия Кеннет – его девушка и вовсе считала их верхом современной поэзии. Сейчас она стояла возле Бэнджамина, спиной прижавшись к его груди. А он, не отвлекаясь на окружение, убрав пальцами правой руки ее шикарные прямые от природы темные волосы, подвел сухие губы к уху слишком близко.

      Кто знает, может, в тот вечер он читал Оливии свое новое рифмованное сочинение, вдохновленный пейзажем, мастерски изобразившим восход солнца на небесном холсте. А может, покоренный безотчетной страстью, он всего лишь импровизировал? Ведь как иначе объяснить то, чем он руководствовался перед тем, как произнести следующую