Юрий Милославский, или Русские в 1612 году. Михаил Загоскин

отвечал хозяин, – а есть только толокно да гречневая каша.

      – И на том спасибо! Давай-ка их сюда.

      – А его милость что будет кушать? – спросила заботливо хозяйка, показывая на Юрия.

      – Не хлопочи, тетка, – сказал Алексей, войдя в избу, – в этой кисе есть что перекусить. Вот тебе пирог да жареный гусь, поставь в печь… Послушайте-ка, добрые люди, – продолжал он, обращаясь к проезжим, – у кого из вас гнедой конь с длинной гривою?

      – Это мой жеребец, – отвечал молчаливый незнакомец.

      – Ой ли? Ну, брат, какой знатный конь! Жаль, если он себе на какой-нибудь рожон бок напорет! Ступай-ка скорей: он отвязался и бегает по двору.

      Незнакомый вскочил и вышел поспешно из избы.

      – Что это за пугало? Не знаешь ли, кто он? – спросил земский у хозяина.

      – А бог весть кто! – отвечал хозяин. – Кажись, не наш брат крестьянин: не то купец, не то посадский…

      – Откуда он едет?

      – Господь его знает! Вишь, какой леший, слова не вымолвит!

      – Да! у него лицо не миловидное, – заметил купец. – Под вечер я не хотел бы с ним в лесу повстречаться.

      – А какой ражий детина! – примолвил стрелец. – Я таких богатырских плеч сродясь не видывал.

      Между тем Алексей и Кирша сели за стол.

      – Ну, брат, – сказал Алексей, – тесненько нам будет: на полатях лежат ребятишки, а по лавкам-то спать придется нам сидя.

      – Молчи! Будет просторно, – шепнул Кирша, принимаясь есть толокно.

      Купец, который не смел обременять вопросами Юрия, хотел воспользоваться случаем и поговорить вдоволь с его людьми. Дав время Алексею утолить первый голод, он спросил его: давно ли они из Москвы?

      – Седьмой день, хозяин, – отвечал Алексей. – Словно волов гоним! День стоим, два едем. Вишь, какую погоду бог дает!

      – А что, вы московские уроженцы?

      – Как же! мы оба с барином природные москвичи.

      – Так вы и при Гришке Отрепьеве жили в Москве?

      – Вестимо, хозяин! Я был и в Кремле, как этот еретик, видя беду неминучую, прыгнул в окно. Да, видно, черт от него отступился: не кверху, а книзу полетел, проклятый!

      – Ему бы поучиться летать у жены своей, Маринки, – сказал стрелец. – Говорят, будто б эта ведьма, когда приступили к царским палатам, при всех обернулась сорокою, да и порх в окно!.. Чему ж ты ухмыляешься? – продолжал он, обращаясь к купцу. – Чай, и до тебя этот слух дошел?

      – Не всякому слуху верь, – сказал с важностию купец.

      – Знаю, знаю! Вы люди грамотные, ничему не верите.

      – Ученье свет, а неученье тьма, товарищ. Мало ли что глупый народ толкует! Так и надо всему верить? Ну, рассуди сам: как можно, чтоб Маринка обернулась сорокою? Ведь она родилась в Польше, а все ведьмы родом из Киева.

      – Оно, кажись, и так, хозяин, – продолжал стрелец, почти убежденный этим доказательством, – однако ж вся Москва говорит об этом.

      – Да она и теперь еще около Москвы летает, – сказал Кирша, положа на стол деревянную ложку, которою ел толокно.

      – Неужели