Про мою маму и про меня. Елена Исаева

а вдруг он проснётся и подумает, что его замуровали, как в древности? – перебирала я самые жестокие варианты, которые приходили мне в голову.

      – Не трепещи меня! Пусть думает, что хочет, только бы тихо сидел… То есть лежал, – поправилась мама, уже почти взяв себя в руки.

      Несколько мгновений мы стояли молча посреди киноотдела, и я почему-то неуместно вспомнила школьный стишок про спектакль «Хижина дяди Тома», когда на сцене продавали негра, а из зала выбежала девочка и протянула недостающие деньги.

      И воцарилась тишина,

      Согретая дыханьем зала,

      И вся Советская страна

      За этой девочкой стояла.

      И я чувствовала, что за нами – Филя!

      Мама оценила мой юмор и даже усмехнулась.

      И вдруг в полной воцарившейся тишине раздался отчётливый счастливый храп Фили.

      Мы переглянулись. Мамина мысль работала лихорадочно.

      – Магнитофон!

      Я нашла глазами магнитофон, притаившийся на подоконнике, подбежала, врубила музыку.

      Почти тут же в киноотдел вошла дама из Министерства.

      – Здравствуйте, Катя.

      Мама, заметив, что со стола не убрана бутылка, бросилась к даме, как к родной, заслоняя собою стол и делая мне у себя за спиной руками отчаянные знаки – мол, убери бутылку.

      – Ой, здравствуйте, Татьяна Петровна! Да я бы сама привезла.

      – Да я тут была недалеко. По делам. Как вы меня весело встречаете! Музыкой!

      Я спрятала бутылку под стол.

      – Да! У нас тут всегда весело. Работа такая! – не растерялась мама.

      – Я звонила с утра. Ваш осветитель сказал, что Феликс будет в три. Я, наконец, решила познакомиться и заодно забрать плёнку.

      – А‑а, – нашлась мама.

      – Мы с ним всё по телефону да по телефону. Он очень обаятельный. И такой эрудит.

      – Да-а! Он такой! На любую тему – часами!

      – Вот-вот. О монтаже Эйзенштейна…

      – Проходите, пожалуйста… Это моя дочка.

      Я громко и вежливо сказала:

      – Здравствуйте.

      – Похожа на вас, – констатировала дама и продолжила о своём: – Я видела два его фильма. Вот – про новый ледокол. Там так снято! Камера словно плывёт над самыми льдами! Как он это сделал?

      – Это он с борта свесился. Женя его на ремнях держал.

      Про этот подвиг даже я знала. А мама уже набирала обороты:

      – Мы потом за этот фильм диплом получили и медаль. Филя у нас вообще весь в медалях ВДНХ, как бык-рекордист. Ой, извините!

      Дама посмотрела на маму слегка растерянно, не понимая, шутит она или всерьёз. Дама явно не знала, как среагировать на быка (кто их знает – как принято шутить у этой творческой публики), поэтому перевела разговор в нужное для неё русло:

      – А другой его фильм – про погрузку. Там так снято! Мешки прямо на камеру падают сверху!

      – А‑а… Это он в трюм лёг – на самое дно. И велел, чтобы мешки на него бросали.

      – Ведь это опасно! – ахнула дама.

      – А он ничего не соображает, когда снимает. Он в творческом трансе. Для него