Железный Хромец. Михаил Попов

молодого богослова, несмотря на всю определенность, показался ему уклончивым. Чтобы спасти разговор, грозивший завять в самом начале, хозяин дома вмешался в него:

      – Что касается Токлуг Тимура и его перехода в мир иной, все мы думаем одинаково, тут обсуждать нечего. Интереснее поговорить на другие темы.

      – Назовите мне их, я пришел, чтобы говорить.

      – Нам кажется, что Ильяс-Ходжа покинет Маверан-нахр, когда эти сведения дойдут до него.

      Маулана Задэ пожал плечами:

      – Мне кажется, они до него уже дошли. Конечно, сынок поскачет за реку Сыр, как это бывало всякий раз, когда здоровье Токлуг Тимура ухудшалось. Но что с того? Нам что с того? Чагатайский гнет от этих перемещений царевича не слабеет.

      Присутствующие закивали: гость говорил правильно и смотрел в корень дела.

      Али Абумухсин поднял руки, унизанные перстнями, и огладил острую седую бороду.

      – Аллах подсказал мне, что час близок, но надобно же и нам самим сделать те шаги, которые надо сделать.

      Маулана Задэ почесал грязным пальцем изрытую оспинами, поросшую редкими волосами щеку.

      – Не знаю, что вам сказать. Вы все прекрасно знаете, что уже два года я занимаюсь тем, что вы называете «делать шаги». Аллах сказал свои слова уже давно, в тот день, когда чагатаи пришли на земли наших предков. Я их услышал раньше вас, вы же долго не хотели слышать этих слов. Вы перед лицом чагатайского наместника называли меня бешеной собакой.

      Некоторые из присутствующих потупились.

      – Вы надеялись сохранить свои лавки и свои деньги, теперь вы стали думать по-другому, потому что почувствовали, что сила теперь стоит не только за степняками. И хотя у них сил больше, несмотря на это, мы убиваем их уже сейчас. И то, что Ильяс-Ходже в каждом видится сербедар, – хорошо.

      В спертом воздухе тайного убежища установилась тяжелая тишина.

      – Забудем о прошлом, Маулана Задэ, станем думать о будущем, – сказал ковровщик Джавахиддин.

      К голосу купца присоединился мулла:

      – Ты недоволен тем, как мы вели себя, но с нашей точки зрения твое поведение тоже могло внушать нам… недоверие.

      Маулана Задэ немного откинулся назад и картинно выпучил глаза:

      – Недоверие?

      Али Абумухсин сухо кивнул:

      – Здесь собрались люди, на плечах которых лежит забота о благосостоянии Самарканда, без нас этот город мертв, он станет сборищем бездельников, безбожников и ротозеев, которые через несколько месяцев перемрут с голоду. Мы заботимся о воде, хлебе, одежде, мы заботимся о душе нашего народа. Ты бросил нам обвинение в том, что среди этих забот мы не забываем и свой карман. Да, отвечу я тебе, не забываем, но где, скажи, ты видел, чтобы было по-другому?

      Маулана Задэ криво улыбнулся, как бы подтверждая, что да, не видел.

      Мулла продолжал:

      – Мы – хорошие пастухи своего стада. Хочешь, я тебе объясню, чем хороший пастух отличается от плохого?

      – Объясни, учитель.

      Али Абумухсин не обратил внимания