Леонид обязательно умрет. Дмитрий Липскеров

убить насмерть. Но лоб у кандидата наук оказался крепок, как горная порода. От удара чугунной ручкой он лишь отлетел, опрокинувшись на спину, и, бешено вращая глазами, сидел на полу, будто пьяный.

      – Поглядели? – поинтересовалась она.

      – Да-да, конечно, – пробубнил в ответ глупость сосед.

      – Буду молчать, – предложила она. – Буду молчать, если обещаете впредь натирать полы и прочищать засоры самостоятельно!

      – Конечно, Юленька, конечно!..

      Он неловко поднялся с полу, еще не совсем соображая, что произошло.

      – Брюки постирайте! – посоветовала она. – А лучше выкиньте!

      Здесь Се-Се пришел в себя окончательно, мигом осознал произошедшее, покраснел даже внутренностями и большими скачками запрыгал к себе в комнату.

      – И женщину себе найдите, – прошептала Юлька напоследок.

      Здесь открылась третья комната, из которой в старой ситцевой ночнушке выперлась Слоновая Катька, желающая посетить уборную.

      Увидав голую Юльку, скривилась и прошамкала беззубым ртом:

      – Ишь, рассупонилась вся! Развратница!..

      Она лишь улыбнулась в ответ и закрыла за собой дверь.

      Слоновая Катька просидела в отхожем месте более часа.

      Она вспоминала свою жизнь, себя в двадцать три и сознавала, что тогда была такой же красивой, как Юлька, может еще прекрасней, но отцвела почти бесполезно, узнав только про одного мужика, и не оставил цветок ее молодости даже почечки. Пустоцвет… Она легонько всплакнула в нелегких думках о собственных похоронах, решила, что на крайность ее райсобес закопает, а если все выйдет ладно, то соседка похоронит. Юлька, она добрая, хоть и непутевая…

      Этот день был революционным для нее во всех отношениях. Во-первых, кто-то решил, что она должна стать матерью, и Юлька безропотно с тем согласилась, да еще и огромное счастье вошло в ее организм вместе с чьим-то волевым решением. Во-вторых, закончилась депрессивная связь с капитаном Антоновым. Она была в этом уверена…

      В тот же вечер, когда Слоновая Катя размышляла о своей неизменной кончине, гэбэшник явился к Юльке, ощущая потребность к совокуплению, являющуюся следствием какой-то странной любви, болезненной, мучительной в своей сладости.

      Дверь она ему открыла и даже впустила, уверенная и радостная, что сегодня все объяснит Платону, а он должен понять.

      – Сделай аборт, – почти приказал капитан.

      – И не подумаю, – ответила она, впрочем, совсем без агрессии.

      – Дело твое.

      Антонов привычно протянул руку к ее животу, но она отшатнулась.

      – Я сказала – все!

      – Что – все? – не понял он.

      – Я собираюсь рожать от Северцева. Ты, пожалуйста, больше сюда не приходи…

      – Такого человека нет, – начал злиться капитан.

      – Хорошо, Криницина…

      – И такого не существует. Бродячей собакой закопан в землю, даже без таблички!

      – Мне все равно. Ты сюда не ходи!..

      Антонов, прыгнув неожиданно зверем, вновь попытался поймать ее, но она