Кон. Марина и Сергей Дяченко

а может, черт с ним? – хрипло спросил Борис. – В самом деле…

      – Ты туда же? – резко обернулся Тимур. – Скатертью дорога!

      – Да нет, – Борис смутился.

      – Не дергайся, Тим, – негромко сказал Дрозд. – Это естественно. Мы не ждали, что ты вот так прямо и заявишься к Кону… А ты пошел и сделал. Первая реакция – бурная. Мне самому не по себе.

      И сделалось тихо. Они, четверо мужчин, сидели в большом и холодном зале Народного клуба, где на спинках твердых, покрытых растрескавшимся лаком кресел были в изобилии выцарапаны ругательства и непристойные картинки. Они сидели перед сценой, плоской, как блин, годной на то лишь, чтобы высаживать по праздникам президиум.

      Они были еще очень молоды. Кириллу и Борису было по двадцать два года, Тимуру – двадцать пять, и только Дрозду – двадцать девять. И еще много лет им предстояло мыкаться по таким вот жалким подмосткам, играть спектакли для полупустого зала – в ожидании, пока наконец судьба не преподнесет подарок в виде места в более-менее приличном театре…

      – Там такие классные гримерки, – сказал Тимур неожиданно для себя.

      – Да? – заинтересовался Кирилл. – Сцену тамошнюю все мы видели… А гримерки – тоже?

      – Я бы там жил, – признался Тимур. – Я бы там поселился, ей-богу.

      – Страшно было к Кону идти? – небрежно спросил Дрозд.

      – Сначала да, – честно признался Тимур. – Но потом… как-то сам собой проходит страх. Может быть, я ему понравился, или он маму вспомнил, но у меня почему-то такое классное предчувствие…

      Тимур помолчал. Сказал совсем другим тоном:

      – Ребята, мы сейчас всем поперек глотки. Все, чьи спектакли идут на Коне, на нас навалятся единым фронтом, имейте в виду…

      – Ясное дело, – задумчиво сказал Дрозд. – Тима, надо как-то девчонок оградить. Нам с Кирюхой и Борькой все это до лампочки, а вот Оленька истеричка у нас…

      Хлопнула дверь. Вернулась Вита. Сияющая, несмотря на длинную царапину поперек щеки.

      – Значит так, – Вита уселась на край сцены с видом победительницы. – Олька работать будет, она у нас самая талантливая, самая хорошая, просто гениальная… И спектакль у нас гениальный. И, Тима, если у тебя есть сигареты в сумке, угости меня, пожалуйста, я заслужила.

      Тимур вытащил непочатую пачку «Золотого овна», бросил Вите над головой Дрозда; девушка лихо поймала сигареты. Благодарно цокнула языком.

      – Все тебе, – сказал Тимур. – Ты действительно заслужила. Только не кури, ради Бога, в зале – мне еще проблем с пожарником недостает…

      Вита обворожительно улыбнулась, и Тимур подумал, что девку ждет блестящее будущее. Пусть только режиссеры увидят ее на Коне! Пусть увидят, на что она способна!

      – Когда станешь примадонной, угостишь и меня, – сказал неожиданно севшим голосом.

      – Ты же не куришь, – прыснула Вита.

      – Конфетой угостишь… Все. Хватит трепаться. На сцену.

* * *

      – Тим.

      Он обернулся, но увидел сперва только огонек сигареты. Огонек похож был на красную аварийную лампочку.

      – Привет, Тимка…

      Тогда Тимур