На костях младенца. Ольга Гуцева

рот, потом запнулся на первом же слоге и вновь бросил на жену беспомощный взгляд.

      – Старшей – пять, младшей – два и три месяца. – ответила она.

      – Вы живете вчетвером? – уточнила следователь.

      – Да. К нам еще мама приходит. Мамы. Наши. – сказал мужчина.

      Екатерина воспользовалась случайно услышанной информацией:

      – Соседи говорят, что слышали крики и шум. Вы ссорились?

      Хозяин смешался:

      – Нет… Мы… Нет. Мы просто решали, кому оставаться с детьми дома. Завтра.

      – А что с ними? – быстро спросила Катя.

      – Эээ… – и снова она вогнала Сташевского в состояние крайнего замешательства.

      – Ротавирус. – ответила его супруга.

      – Ясно. Расскажите, пожалуйста, как вы обнаружили тело?

      Супруги явно занервничали, заговорила Татьяна:

      – Я стала… разбирать вещи. И нашла пакет. Оттуда вывалилась… я подумала, что это кость. Кость кролика.

      – Кролика? – переспросила следователь.

      Хозяин торопливо пояснил:

      – У нас кролик раньше жил. А когда жены дома не было, он… умер. Я сразу не заметил, а потом Таня его нашла. И убрала на балкон, чтобы девочки не видели. Я выбросил, только не сразу… У нас мусоропровод не работал… Его закопать надо было…

      «Оригинальная семейка», – отметила про себя Екатерина: «Держит трупы кроликов на балконе. С виду они, конечно, на убийц не похожи, но это не значит решительно ничего».

      Вслух она сказала:

      – Мы забираем тело на экспертизу. Вас попрошу не покидать пределы города, пока идет расследование. Я с вами еще свяжусь.

      Глава 2

      «Говорят, что первый взгляд, обращенный на новорожденного младенца, меняет все. Что именно в этот момент матери понимают, что безумно любят свое чадо и любили его всегда. Но со мной этого не случилось. Первое, что я почувствовала, едва разрешившись от бремени – тошнота. Она накатывала на меня волнами, а я судорожно глотала воздух. Во рту был противный горький привкус, ну да, я давно уже ничего не ела, значит, рвать будет желчью… И именно в этот момент акушерка решила показать мне ребенка. Нет, не показать. Пихнуть мне его чуть ли не в лицо со словами: «Мамаша! Смотрите на свою девочку». Содрогаясь от приступов тошноты, я послушно бросила взгляд на ребенка. Успела заметить только, что она в каком-то странном белом налете. А потом началось это… БОЛЬ. «А!» – вскрикнула я, подпрыгивая на кресле. Врач, которая начала зашивать меня (почему-то без наркоза) засмеялась: «Это разве больно? Ты же двенадцать часов схваток выдержала и ни звука не издала! Разве тебе теперь может быть больно? Да потерпи, тут же всего два стежка». И снова кольнула меня иголкой по живому. Я вцепилась в поручни кресла. «За что?! Я же все делала правильно. Я не кричала, слушалась врачей, не жаловалась. За что вы меня так мучаете? У меня больше нет сил это терпеть». А недовольная моей реакцией акушерка снова пихнула мне ребенка в лицо: «Мамаша, смотрите на ребенка! И сразу про свою боль забудете». Это ложь. Я послушно смотрела на младенца, но боль никуда не исчезла».