Нефритовый трон. Наоми Новик

в воздухе закувыркался мертвый француз-абордажник. Лоуренс ослабил свою портупею, встал и повернулся назад, приготовив пистолеты. Семь оставшихся на борту абордажников дрались как одержимые. Один, с лейтенантскими нашивками, бился на расстоянии двух шагов с Кварлом, одним из телохранителей капитана.

      В тот самый момент, когда Лоуренс повернулся к ним, лейтенант отразил выпад шпаги Кварла и левой рукой вонзил ему в бок длинный нож. Кварл ухватился за рукоять кинжала и обмяк, кашляя кровью. Лейтенант открылся для выстрела, но тут другой француз чуть позади него поверг на колени Мартина и приставил к его шее короткую саблю.

      Лоуренс, спасая своего мичмана, выстрелил в того другого и попал ему в грудь. Лейтенант тем временем пошел на рискованный шаг: рассек собственные ремни, перескочил через Кварла и вцепился в руку капитана – и для поддержки, и затем, чтобы отвести пистолет.

      – Браво, – невольно произнес Лоуренс, пораженный этим небывалым маневром. Француз вздрогнул, и на его покрытом кровью лице вдруг сверкнула мальчишеская улыбка.

      Их поединок был, конечно, не совсем честным, поскольку французу не имело смысла убивать Лоуренса. Дракон в случае гибели своего капитана бросается на врага с удесятеренной яростью – неуправляемый, но крайне опасный. Лейтенант хотел захватить Лоуренса в плен и поэтому осторожничал, в то время как капитан мог убить его не задумываясь.

      Легко сказать! Они балансировали на узком драконьем загривке, и лейтенант, выше Лоуренса ростом, держался за него мертвой хваткой, чтобы не сверзиться вниз. Они скорее напирали друг на друга, чем фехтовали. Клинки, раз сойдясь, больше не расцеплялись, и Лоуренс уже стал подумывать, что бой может завершиться лишь падением кого-то из них.

      Он отважился развернуться немного, чтобы наблюдать за общей битвой через плечо лейтенанта. Мартин и Феррис вкупе с несколькими стрелками держались стойко, но французов было больше, и они угрожали прорваться на подмогу своему офицеру. Пара абордажников отражала низовых, пытавшихся взобраться наверх: на глазах у Лоуренса они закололи и сбросили вниз Джонсона.

      – Vive l’Empereur![6] – ободряюще крикнул лейтенант своим людям, сам оглянувшись через плечо, и сделал выпад с намерением ранить соперника в ногу. Лоуренс, отразив удар, вдруг с изумлением понял, что дерется парадной шпагой, которую вчера надевал в Адмиралтейство: у него не было времени сменить ее на другую.

      Теперь он вел себя более осмотрительно и старался принимать вражеские выпады только на среднюю часть клинка. Удар, нацеленный в его правую руку, он тоже отвел, но на сей раз шпага, как он и опасался, переломилась. Пять дюймов стали чиркнули его по лицу и улетели, отливая багрянцем при свете горящих судов.

      Француз, видя это, вознамерился окончательно разоружить капитана. Еще один кусок лезвия отлетел прочь. У Лоуренса теперь осталось всего шесть дюймов. Поддельные бриллианты на серебряной рукояти сверкали, словно насмехаясь над ним. Он стиснул челюсти,

6

Да здравствует император! (фр.)