ПЕРВАЯ студия. ВТОРОЙ мхат. Из практики театральных идей XX века. Инна Соловьева

в театр, стал работать с людьми, которые до меня долго были в этом театре, и увидел, как превратно они всё понимают, как вовсе ничего не понимают, как смеются над всем, что дорого Вам и Константину Сергеевичу, то я понял, что этим людям не сумели привить любви к системе».

      Всплывал «нежелательный конфликт», давно еще угаданный Станиславским (см. его ответ на письмо Сулера двухгодичной давности: КС-9. Т. 8. № 175). Всплывало то же имя.

      «…Я осмелился вчера, – пишет Вахтангов, – заявить, что занятия г. Марджанова принесли молодежи меньше пользы, чем мои. Привить любовь можно тогда, когда сам любишь. И это не некорректность, если я утверждаю факт, что занятия Марджанова сделали меньше, чем мои, если я констатирую факт, что я нашел в театре людей, которые до моих занятий абсолютно ничего не понимали, а теперь кое-что чувствуют, увлечены и не высмеивают (за немногими исключениями)»[107].

      Вадим Васильевич Шверубович (сын Качалова) заметил: в их кругу не любили того, над чем нельзя смеяться. Смеялись и увлечениям Станиславского, его терминам, на капустнике огласили телеграмму, будто бы от Лилиной: «К. С. замкнулся в круг тчк пришлите слесаря». Отчего бы Вахтангову с его насмешливым блеском имитаций так убежденно опознавать за юмором нелюбовь. Занятия Марджанова с молодыми и в самом деле давали не очень много. Он готовил отрывки ролей Офелии и Любаши из «Царской невесты», Наташу в «На дне» с Гиацинтовой – доброго результата не получил, педагогика не была его призванием, как Художественный театр не был его местом жизненного назначения. К январю 1913 года Марджанов предупредит руководство МХТ о своем решении уйти. Впереди у него был Свободный театр и многое еще. Речь не о Марджанове.

      Станиславский рано угадал и не мог предотвратить свары последователей, их некорректные споры не за то даже, кто любимец, а за то, кто преданней, кто неотступней шаг в шаг за учителем.

      Вахтангов после выслушанного им от Станиславского не нашел сил выйти на работу, приносил за то извинение. На следующий день вышел.

      Произошедшее реальных последствий не имело. Обязанности в студии Вахтангов сохранил. Вряд ли Сулер показывал его письмо Станиславскому – зачем бы.

      В Студии с сентября 1912 года жилось славно.

      Глава четвертая

      Спасательный круг с надписью «Надежда»

      1

      «Никогда еще я не видела его таким легким и жизнерадостным. Он часто пел, передавал в лицах разные юмористические сцены с натуры»[108].

      Таковы июньские впечатления, 1912 год. Гостья московского дома Алексеевых (это Любовь Гуревич) запомнит, как К. С. «представлял» актеров-французов из петербургской труппы (в ролях), как разыгрывал сценку (Кларети – маститый глава Comеdie Française – принимает юбилейное подношение от молодого декадента). Чудесно показывал самого себя в забавных случаях. Гостья уговаривала Константина Сергеевича писать автобиографию. В «Моей жизни в искусстве» будут прелестны следы комических самопоказов-самоанализов, сдвиг и преувеличение в этих «юмористических

107

Вахтангов. Т. 1. С. 317–319.

108

О Станиславском. С. 128.