Два брата, или Москва в 1812 году. Рафаил Зотов

вы ехали из Москвы. Ну, а много ли вас сидело в карете?

      – Четверо: я, папа, няня и Егор.

      – А мама?

      – Мама осталась дома. Она плакала…

      – О, ради бога, Петр Александрович, – вскричал пустынник, – не спрашивайте у него о бедной матери. Мы с ним оба заплачем.

      – О, будьте спокойны. Вопросы мои будут самые невинные. Ну, дружочек Саша, а долго ль вы ехали с папенькой в дороге?

      – Не знаю.

      – Ночевали ль вы где-нибудь дорогою?

      – Не знаю. Я спал. У нас горели фонари в карете. Я смотрел на них и спал.

      – Ну, а помнишь ли ты, что ты вчера делал?

      – Помню. Вчера мы тоже ехали, где-то обедали. Ввечеру я чаю не пил, а дали мне рюмку чего-то сладкого. Я помаленьку все выпил. Мне захотелось спать… Тут мы приехали домой… я видел маму, папу. Она все плакала и целовала меня, а папа все кричал и сердился.

      – Это было во сне.

      Ребенок отпил чай и опять стал звать няню.

      – Ее, душечка, нет здесь. Ее увез папа. Они будут через несколько дней.

      – Да мне папы не надо. Я хочу няню.

      – Да, если папа не хочет, чтобы ты был с нянею, так ведь надо же его слушаться?

      – Ах да! Он и то все сердится.

      – За что же? Ты, верно, все шалишь, капризничаешь?

      – Я при нем и не пошевельнусь, а он все бранит.

      – Ну, это все пройдет. Вот тебе новый папа, – сказал Сельмин, указывая на пустынника. – Он не будет браниться.

      Робко посмотрел Саша на пустынника и печально склонил голову.

      – Ну, чем же ты занимаешься? Во что играешь? Какие у тебя игрушки?

      – Да у меня были разные куклы: разносчик, солдаты, молочница, пузатый немец. Они ходили друг к другу в гости, разговаривали, и мне было весело.

      – Ну, я тебе велю купить новых кукол, а покуда их привезут, что ж ты будешь делать?

      – Я буду из бумаги вырезывать. Дайте мне ножницы и бумажки.

      – Хорошо, дружочек, все получишь. Будь только умницей и не скучай.

      Любопытно было посмотреть на старого добряка, который принялся хлопотать около мальчика, чтоб его рассеять и занять. Он не менее самого ребенка был доволен, когда увидел, что тот забыл все свое горе и преспокойно стал вырезывать бумажные куклы, которые заставлял ходить, говорить, плясать и сражаться. Когда он соскучился этими играми, Сельмин повел его по саду, рвал для него цветы, ловил бабочек, и таким образом в продолжение дня Саша привык к нему, полюбил его и ни разу не вспомнил о няне. Пустынник провожал их повсюду, хотя и редко мешался в разговор. По всему было видно, что он с трудом преодолевает сильное волнение чувства, и Сельмин не обращался к нему вовсе ни с какими вопросами. К вечеру все трое отправились к пустыннику в павильон, и Саша чрезвычайно был доволен дорогою и новым своим жилищем. Сам Сельмин устроил мальчику кровать, уложил его и не прежде уехал, как тот уснул. С жаром пожал пустынник при прощании руку благородного старика и долго смотрел ему вслед, когда он уехал. Тут только, предоставленный самому себе, несчастный снова зарыдал и бросился на землю,