Жизнь, нарисованная небом. Влад Потёмкин

рык. Откуда-то издалека, как будто из другого мира. Этот «Рык», так напугал её, что она даже не могла осознать радость его возвращения, а замерев, так и оставалась, сидела на нём, всматриваясь, как его глаза наполняются рассудком, как к нему возвращается жизнь. Щеки его начали розоветь.

      – Где, я?.. – спросил Хальв. Голос его звучал глухо, как и предыдущий рык, но он уже не пугал её. Она наложила ему на лоб материю, смоченную в рассоле. Это дополнительно взбодрило его, и он вновь повторил:

      – Где, я??

      Голос его был отчётливый и ясный, а глаза требовали ответа на вопрос.

      – Ты, возвращаешься с охоты, – ответила она. – А теперь, тебе, надо поспать.

      Ирвинг послушно закрыл глаза и заснул. Он, время от времени, впадал в бред, но Мария была рядом.

      – Чи-и-и, – успокоила она.

      Конунг шел на поправку. Время от времени приступы бреда нарушали его забытье.

      – Бредишь?! Это хорошо!.. – заключала смотрительница дома. – Значит, жить будешь!

      – Со вторым рождением тебя, Хальв Ирвинг, – и добавила, более радостно, – и с рождением сына!!

      Надавив брусники и клюквы, Мария сделала морс. Давая питьё и, попеременно меняя на голове повязку, она возвращала его к жизни.

      Жар спадал, но ненадолго. Сухой кашель рвался наружу.

      – Застудил, ты, себя, – рассудила управительница. – Сколько на снегу пролежал?.. Одному Богу известно!

      Как-то, Хальв с охоты принёс барсука. Шкуру велел ободрать, а внутренности выбросить воронам. Мария, ослушалась его указа, вытопила внутренний жир и теперь натирала ему грудь барсучьим салом, не касаясь ран, начавших понемногу схватываться.

      Лицо Марии, при виде выздоравливающего конунга – светилось небесным светом.

      Забота за больным и рождение сына переросли в любовь и преданность. И окончательно!.. На веки, связали её с Ирвингом, крепче гранитного монолита. Теперь каждый вечер, она не могла уснуть – всё, думала о Хальве. Придумывала разные планы их совместного проживания и засыпала, далеко за полночь, под оберегающим её ликом.

      Ангел смотрел на неё, любовался её обворожительным, красивым лицом и не мог поверить, что это она. Сомнения, тлели внутри него не давали ему покоя, чтобы принять это окончательное решение и поставить точку в своём затянувшемся вопросе поиска.

      Каждую ночь, смотрительница дома думала о конунге, мысленно разговаривала с ним, представляя, что он говорит ей: «Да». И была уверена, что это «ДА» свершиться. А когда, она увидела жену Хальва, её вид – несуразное подобие женщины, ещё больше вдохновил смотрительницу-хозяйку в обязательном свершении этого «ДА».

      Ирвинги объезжали свои владения. Конунг должен был выделить своей жене набежавшую ей долю от приданого. У княгини к смотрительнице образовалось множество вопросов, рабы бросились на поиски Марии и когда, они все вместе предстали перед ней, она ошарашила их вопросом:

      – Что это?.. – обратилась она не понятно к кому и непонятно что, имея