Петровка, 38. Огарева, 6. Противостояние (сборник). Юлиан Семенов

поднялся и пошел к двери. Отпер ее. Хотел выйти, но Алена взяла его за руку и сказала:

      – Я просто дрянь, не обращайте на меня внимания.

      – Ты дрянь? – улыбнулся он, обернувшись. – Ты просто дуреха…

      Она кивнула головой. А потом ткнулась лицом ему в грудь, и плечи ее затряслись. Росляков стал гладить ее по плечам и по голове.

      – Ну, не надо, – говорил он, – не надо, дурачок. Это все ерунда, не надо так плакать, не стоит…

      – Стоит, – сказала она, – стоит, потому что я за все плачу. Сейчас, я скоро перестану, только ты не уходи.

      – А я и не собираюсь.

      Она посмотрела на него сквозь слезы и жалко, по-детски улыбнулась…

      Только не двое

      Ночью Садчикова разбудил телефонный звонок.

      – Прости меня, – сказал комиссар, – тут один любопытный сигнал поступил.

      – Еду.

      – Погоди, разбежался… Такси сейчас не найдешь. Шофера пришлю.

      – Я спущусь. На улице подожду…

      – Дождь. Погоди, он подымется за тобой.

      – М-михайлыч?

      – Он самый…

      Садчиков положил трубку, оделся, стараясь не шуметь, и пошел на кухню. Зажег конфорку, поставил чайник и начал делать бутерброды – себе и Михайлычу. Масло в холодильнике было до того смерзшееся, что не резалось, а крошилось желтыми ажурными стружками.

      …Михайлыч всегда стучал в дверь. Он понимал, что звонок ночью переполошит всех в квартире, поэтому стучал условным, известным всем в управлении стуком – три раза быстро, а четвертый долго и гулко.

      – М-михайлыч? – тихо спросил Садчиков.

      – Михайлыч, – ответил тот.

      Садчиков отпер дверь и сказал:

      – З-заходи, старина.

      – Да ничего, – ответил Михайлыч, входя.

      – Пошли чайку попьем.

      – Да не стоит.

      – Л-ладно, ладно, будет кокетничать…

      – Хорошая из меня кокетка.

      – С с-сединой куда как л-лучше. Сейчас, говорят, с-седые мужчины в моду вошли.

      – Седина в голову, бес в ребро.

      – Р-ребра перебиты, какой там, к ч-черту, бес… Ешь б-бутерброды.

      – Да ничего…

      – Л-ладно, наваливайся, сам, наверное, только чаем и питался ночью.

      – Почему чаем? Сухарь грыз.

      – Пусть м-мышь сухарь грызет, ч-человеку сливочное масло надобно.

      – Это истина, это вы очень верно подметили.

      Садчиков засмеялся и стал наливать чай – дымный и пахучий – в большие красные чашки.

      Комиссар пригласил Садчикова садиться и, поглаживая себя по животу, сказал:

      – Мне сейчас анекдот смешной рассказали.

      – А вот интересно, кто анекдоты выдумывает? – спросил Садчиков.

      – Люди, – ответил комиссар, – кто ж еще?

      – Не иначе как писатели.

      – Журналисты скорее, я думаю.

      – П-почему журналисты?

      – А у них времени больше. Писатели трудяги, спину гнут, а журналист – он просвет имеет. Да и потом парни они веселые и по бритве – вроде нас – ходят. А когда веселье, тогда и анекдоты рождаются.

      – П-похоже, – сказал Садчиков, – очень может быть. Или веселье, или злость. Похоже.

      – «Похоже», – передразнил комиссар. – Что я тебе, Алейников? Похоже