Глаша. Лана Ланитова

разрыв с ней был чреват определенными сложностями. Махнев не любил разоблачений, скандалов и упреков в непорядочности. О связи могла узнать Maman. Последнее обстоятельство пугало его не сильно: обожающая мать шла на многие уступки сыну и закрывала глаза на его вольные шалости. И все же… Слишком уж, кузина была серьезна и возвышена, чтобы обойтись с ней подобным, подлым образом. Она не была похожа на очередную Дуняшу или Парашу, коих он обманывал и обесчещивал без счету. Те молчали, уливаясь горькими слезами, молча и без жалоб, ликвидировали последствия барской любви, если эти последствия становились очевидными. Кто-то и рожал нагулянных от барина, детей. Но, на то – они и рабыни его, чтоб воле барской без ропота покоряться. Глаша же, по форме не рабыня, могла стать по сути таковой. Да и желание было огромное: посмотреть на выражение лица сей скромницы, когда он откроет пред ней другие двери в темном коридоре зловещего замка плотских утех – двери, которые неминуемо приведут жертву на край Преисподней. В общем, он решил действовать, а там – «как карта ляжет».

      Решил начать с малого. Пришел в ее комнату, когда стемнело.

      – Глаша, на дворе духота, в доме тоже. Подходи через полчаса к купальне. Я там буду тебя ждать.

      – Merci beaucoup,[22] Вольдемар! Bien sûr,[23] духота неимоверная. Я приду туда, любимый.

      Владимир рассказал Игнату о том, что барыня пойдет с ним ближе к полуночи на купальню.

      – Игнатушка, друг мой, я эти дни совсем забыл о тебе, родимый. Заскучал ты, небось, без меня? Да и мне порядком надоело играть в любовь с восторженной глупышкой.

      – Да, вроде, не глупа она: все книжечки читает.

      – Кому от книжек этих польза? – усмехнулся барин. – Я говорю: глупа, как гусыня. Устал я от нее: все вздохи, да поцелуи. Даром, что дворянка: а из того же теста, что и другие слеплена. А красота? Всего лишь beaute du diable[24]. Игнат, еще Сократ сказал: «Красота – это королева, которая правит очень недолго».

      Приказчик в ответ только хмыкнул, в очередной раз, дивясь безграничной мудрости своего кумира.

      – Ну, ее! Как там, Марусенька поживает? А Лушка, как? Поди, уж мочи нет обеим?

      – Это точно! Мочи нету… Этим лярвам только подавай.

      – Скажи, что скоро встретимся. Пусть, подождут чуток. Игнатушка, я сегодня Глашку на купальню-то приведу… Встану так, чтобы луна нас осветила – небо ясное, и все вокруг видать. А ты схоронись в кустах ракитника: воззришься на нее нагую. Это я тебе предлагаю сделать в качестве аперитива – аппетит твой подхлестнуть. Посмотришь на перси и бедра нашей куропатки, чтоб в будущем вкусить ее с желаньем. Идет?

      – A-то бы, и не шло?! Я с радостью взгляну на дичь такую, – Игнат рассмеялся от удовольствия.

      Глаша бежала по тропинке к барской купальне. Высоко в небе стояла полная луна, освещая все вокруг холодным ярким светом. Каждый куст виднелся в темноте: казалось, сияние Селены посеребрило ветвистые кроны, тонкие узорчатые тени лежали на земле, создавая

22

Большое спасибо! (франц.)

23

Конечно. (франц.)

24

Beaute du diable – красота дьявола. Так французы называют красоту, свойственную лишь молодости и свежести. (Примеч. автора)