10-ый «Б» и завихрения судьбы. Натали Деген

была либо – Кузнецовой, либо – Елизаветой. Третьего ей было не дано. Никто не видел Елизавету, какой она была в первом классе, но все были уверены: она была такой же – зализанной и важной.

      Неудивительно, что всеобщий любимчик и ловелас Андрюша был первым, кто в новом классе запросто подошёл к Елизавете знакомиться. Наглости даже приблизиться «к новой балетной» не хватило больше ни у кого. Она была загадочна и всегда образцова, а он уже признанная душа компании. Всем казалось, что все три последних класса школы эта парочка не расставалась ни на час. Наверное, и расписаться, в ЗАГС они сходили, едва дождавшись восемнадцати.

      Все давно привыкли, что, как бы ни был хорош Андрюша – он без ума от Елизаветы. A как бы ни была хороша Елизавета – она без ума только от своего Андрюши. Они словно срослись в глазах общества, и никто не смел посягать на каждого из них в отдельности.

      Долгие годы после окончания школы 10-ый «Б» слышал друг от друга, что у Дементьевых, Андрюши с Елизаветой, всё так же хорошо.

      Тем меньше кто-то мог, даже теперь, представить этот симбиоз Дементьевых разрозненно, когда откуда-то всплыли слухи о разводе.

      Ещё меньше верилось в то, что Андрюшу увела другая. Все знали, что всякое, конечно, в жизни бывает, но он забыл себя самого с восьмого класса, с того самого момента, как «балетная» появилась у них.

      Им всем исполнилось по сорок пять. И никто из них в своей жизни не встретил женщины, которую они могли бы сравнить с Елизаветой. Она завораживала. И навряд ли кто-либо мог бы точно сказать, чем. Это было бы так же трудно, как вдруг пояснить словами эмоции, вызванные волнительной музыкой. Или, как быть вынужденным математически описать траекторию полёта легкомысленной и своевольной бабочки.

      Вот и сейчас она вошла в класс такая же, как и была. Стильная, тонкая, притягательно манерная. Нет, она стала ещё лучше. Это была уже не кошка, а чужеземная пантера. Она тихо и плавно села. Будто она и правда красивый и дикий зверь из «Kрасной книги», благодушно предоставляющий человеку редкий случай себя рассмотреть. Закурила. И словно только что заметив ещё кого-то возле себя, поздоровалась, медленно выпуская дым: «Добрый вечер…»

      Это была – Елизавета! Она не могла бы сказать: «Привет!» Или поздороваться в дверях, a потом войти. Она могла бы только как сейчас: внести себя, плавно опуститься на стул, закурить. И лишь потом вспомнить, что здесь уже кто-то есть.

      Никто и не думал обижаться. Ну разве можно обижаться на Луну, только от того, что она далека и недоступна? Ею можно любоваться и мечтать хотя бы когда-нибудь приблизиться к ней.

      Так было и с Елизаветой. Mальчики были рады, что на Елизавету, ради которой к ним часто заглядывают в класс, они запросто могут глазеть себе хоть целый день. А девочки были счастливы, зайдя к ней домой за учебником или тетрадью, потрогать настоящую балетную пачку. И даже примерить самые настоящие розовые пуанты.

      К этому