Пасынки Гильдии. Ольга Голотвина

засмеялась Лисонька и легко взбежала на крыльцо.

      – Я за ценой не постою, – улыбнулся юноша. – Пошли, поглядим, что у нее за товар.

      В этот миг под крыльцом завозилось что-то живое.

      Кудлатый схватился за нож, Щегол напрягся… Но тут же оба расхохотались, потому что из-под крыльца высунулась смешная чумазая мордашка с курносым носом и огромными глазищами.

      – Чешуйка, с праздником тебя! – весело сказал Щегол.

      Беспризорник, уже выбравшийся из своего укрытия, засиял, словно солнышко в луже. Чешуйка искренне восхищался Щеглом. Такой дерзкий, веселый, бесстрашный… и такой щедрый! Сколько раз не жалел медяка, а один раз накормил от пуза!

      – Со светлым праздником, господин и… и другой господин! – бодро заявил беспризорник, потирая остренький подбородок, который делал его треугольное личико похожим на мордочку лесного зверька.

      Вид у бродяжки был совсем не праздничный: чья-то поношенная рубаха, доходившая мальчугану ниже колен, была по-матросски подпоясана веревкой. Из-под подола торчали босые ноги, грязные и исцарапанные.

      – А ведь раньше у него этой рубахи не было, – припомнил Кудлатый. – Он в мешке проделал дырки для головы и рук и так бегал…

      – Да ты прифрантился ради праздника! – умилился Щегол. – Ну, так заодно угостись!

      Он швырнул мальчугану монету и поднялся на крыльцо. Кудлатый последовал за ним.

      Чешуйка поймал подачку на лету – и едва не заскулил от разочарования. Монета была неправильная! Значки на ней ничего не говорили неграмотному мальчишке, но цвет был совершенно не медный, тускло-серый.

      Если бы монету дал кто-нибудь другой, беспризорник забросил бы ее подальше, вслух помянув Хозяйку Болота. Чешуйке приходилось слышать, как туго приходится тому, у кого находили фальшивые деньги.

      Но это же Щегол!..

      Чешуйка решил рискнуть. Завидев бредущего через двор конюха, он издали показал ему монетку:

      – Глянь-ка, чего у меня!..

      Конюх вгляделся.

      – Ишь ты, вроде серебро! – сказал он удивленно – и тут же продолжил фальшиво-ласковым голосом: – Ну-ка, дай поближе глянуть…

      Чешуйка метнулся в сторону и с безопасного расстояния скорчил конюху рожу. Серебро!..

* * *

      Притихли ссоры, оборвались на полуслове хвастливые матросские байки, перестали греметь костяшками игроки в «радугу». Власть в трактире захватил волнующе низкий, страстный голос женщины, закачавший все сердца на упругих волнах песни:

      По тебе затосковала.

      Все забавы – прочь!

      Буду чайкой у причала

      Биться день и ночь,

      Буду я попутный ветер

      В парус зазывать,

      Буду солнечные сети

      Над водой сплетать.

      И в тоске неутолимой

      Крик летит, маня:

      «На причал сойди, любимый,

      Обними меня!»

      Лисонька скользила меж столами – и при последних словах песни остановилась возле Щегла, который замер, не донеся до губ чашу с вином.

      «Как он смотрит на меня! О Безликие, как смотрит!