Ложь во спасение. Нора Робертс

домой ты все равно не вернулась.

      – Да, домой я не вернулась. Может, я потому вышла замуж за мерзавца, что сама была бессовестной. А может, я не могла придумать, как мне вытащить себя и Кэлли из того дерьма, в которое я себя загнала. Можно мы пока на этом остановимся? Может быть, хватит для первого раза? Если мы с тобой сейчас будем продолжать, боюсь, я не выдержу и совсем расклеюсь.

      Он подошел и сел рядом.

      – Пожалуй, я перейду из стадии «рассержен» в состояние легкой досады.

      Слезы навернулись на глаза и потекли по щекам, теперь уже Шелби оказалась бессильна.

      – Легкая досада – это уже прогресс. – Она повернулась и прижалась лицом к его плечу. – Мне тебя так не хватало! Как будто ты был моей ногой или рукой. Или половиной моего сердца.

      – Да уж. – Он обвил ее рукой. – Мне тебя тоже недоставало. Вот почему, чтобы перейти в состояние легкой досады, потребовалось без малого пять лет. У меня к тебе есть вопросы.

      – У тебя всегда вопросы.

      – Например: почему ты приехала из Филадельфии на мини-вэне, которому больше лет, чем Кэлли, всего с парой чемоданов, несколькими коробками да с плоским телевизором в придачу?

      – Это для папы.

      – Угу. Вот выпендрежник! У меня и другие вопросы имеются, но я, пожалуй, повременю. Я проголодался и хочу пива. Две большие кружки. А если я тебя сейчас не приведу во двор, мама сама отправится на поиски и надерет мне задницу за то, что я довел тебя до слез.

      – Мне надо немного прийти в себя, прежде чем начать отвечать на вопросы. Передышка нужна, понимаешь?

      – Это хорошее место для передышки. Ну, идем, нас ждут.

      – Ладно. – Шелби поднялась вместе с братом. – А за то, что ты мной слегка раздосадован, я буду слегка раздосадована тобой.

      – Это по-честному.

      – Ты можешь немного искупить свою вину, если вдвоем с Клэем занесете этот телевизор в дом и вместе решите, куда его повесить.

      – Его надо повесить в мою квартиру, но я пока согласен приходить сюда, чтобы его смотреть. И есть папину еду.

      – Это тоже по-честному, – решила она.

      – А я вообще за справедливость. – Он снова обнял ее за плечи. – Ты уже знаешь, что Эмма-Кейт вернулась?

      – Да ты что? Она здесь? А я думала, она в Балтиморе.

      – Была, но полгода назад вернулась. Уже почти семь месяцев как. В том году с ее отцом случилась неприятность: упал у Клайда Бэрроу с крыши, сильно разбился.

      – Об этом я знаю. Я думала, он поправляется.

      – Ну, она, собственно, вернулась, чтобы его выхаживать – ты же знаешь, в каком у нее мама состоянии.

      – Беспомощная, как безногий утенок.

      – Вот именно. Так вот, Эмма-Кейт побыла тогда пару месяцев. Отца то клали в больницу, то выписывали, то на физиотерапию отправляли, а поскольку она сама медсестра, то толку от нее было больше, чем от кого-то другого. Ее молодой человек тоже периодически наезжал. Хороший парень. Короче говоря, поскольку она взяла такой длительный отпуск, ее с работы поперли – тем более что у них там в Балтиморской больнице бюджет урезали. А может, она сама