Как если бы я спятил. Михил Строинк

«изнасилование и пять лет тюремного заключения с принудительным лечением в психиатрической больнице».

      Хаким рассказывает, что уже два дня не может связаться с Массимой Фортуной. В последний раз они поссорились. По его вине, так как он долгое время хранил молчание.

      – Почему? – доктор-неумейка стреляет наугад. – Может быть, потому, что ты с ней уже развязал? Она вообще тебя еще помнит? А сам ты еще помнишь, кто ты такой?

      «Переходим к следующей теме», подсказывает Маттяйсу ван Ниукерку телесуфлер.

      – Поразмышляй-ка об этом на досуге, завтра нам расскажешь.

      Некоторое время все молчат (в ожидании аплодисментов) и вдруг:

      – Я…точно…знаю…кто…я…такой! – голос Хакима меняется. Он говорит монотонно, чеканя каждое слово.

      Доктор в панике смотрит в окно. На охранника.

      – Я тебе…сейчас расскажу, кто я такой! Сидеть! Не двигаться, пока я говорю!

      Доктор-неумейка машет охраннику.

      – Я Хаким… сын Ра, и ты сейчас в этом убедишься! Ты почувствуешь, что случается с теми, кто надо мной насмехается! – Хаким-Сим-салабим поднимается с места и костяшками сжатых в кулаки пальцев принимается колотить по столу. Затем хватает кофейную чашку и швыряет ее в доктора. Мимо. Вслед за чашкой он сам устремляется к психиатру. В глазах огонь. Дженга!

      Прибегают двое охранников и силой уволакивают Хакима-Сим-салабима в карцер. В воздухе еще ощущается паника, и я продолжаю пялиться в окно, на бесконечную восьмерку, которую мы с Гровером сегодня облагораживали. Внешней стороной ботинка доктор-неумейка сгребает осколки чашки в угол и усаживается на свое место. Как ни в чем не бывало. Что он пытается этим доказать?

      Обычно во время групповых сеансов меня не трогают. Дело в том, что я не согласен с приписываемым мне преступлением. Поэтому терапия мне не помогает.

      «Как можно обсуждать преступление, о котором ты якобы понятия не имеешь?» Так аргументирует это доктор-неумейка. Однако сегодня он припас для меня нечто новенькое. Мой выход.

      Ему прекрасно известно, что я ничего не помню или не хочу помнить, но сейчас он предлагает мне «просто описать», кем я был три с половиной года назад.

      – Ты же учился в академии художеств или что-то в этом роде? Или же тебе только очень хотелось там учиться, но у тебя ничего не вышло? Внеси-ка ясность в этот вопрос. Расскажи нам, чем ты занимался три с половиной года назад. Подробности можешь опустить, главное начни. И не торопись, времени у нас предостаточно.

      На последней фразе мои кубики таки падают, но меня не так просто сломать. Уже нет. Я закрываю глаза, кладу голову на стол и концентрируюсь на следующей сигарете. Медленно активирую свой невидимый дефлекторный щит из вселенной «Звездный путь». У меня нет желания слушать. Нет желания вспоминать. Нет желания снова, неизвестно зачем, все потерять.

      Мне нравится играть в «дженгу» с самим собой – по крайней мере, я могу выиграть. И мне нравится это чувство, когда все рушится к чертовой бабушке.

      Позже,