Судьба и воля. Лев Клиот

ему удалось вспомнить все эти слова, правда, не очень правильными были окончания и, конечно, присутствовал акцент. Он никогда специально не учил этот язык, и в их районе было не много русских ребят, с кем он мог бы общаться, но Рига была наполнена русской речью. К тому же, среди тех, кто окружал отца в бизнесе, были люди из России, и отец разговаривал с ними на том языке, который устраивал обе стороны.

      Уже стемнело, но Залесский решил действовать ближе к середине ночи, лишь бы не уснуть. Возбуждение боролось со страшной усталостью… Приходилось напрягать всю волю, и он справлялся с этой задачей. Память листала страницы пережитого, мешая адреналин с горечью печали, и это помогало удерживаться на грани бодрствования и сна.

      Русский, да, он знал и русский, но французский, немецкий в совершенстве, почти свободно – английский. Это все мама: она выбирала гувернантку, она настаивала на изучении языков, будто знала заранее, к чему нужно было его готовить.

      Мама!

      Мучительно впилось в мозг то, что он каким-то неимоверным усилием тогда, в сорок первом, выжег или заморозил в своей голове, или в душе, или в сердце. Люди научились придумывать обозначения этим эфирным движениям, недоступным разуму, ощущениям. Этот русский пробудил то, что, казалось, испепелено, или предчувствие фатальных перемен прорвало плотину памяти? Он боялся дать свободу воображению. Жизнь слишком долго висела на волоске, и опасным виделось любое резкое движение. Но из глубины сознания всплывала уверенность в том, что все самое страшное закончилось.

      Мама!

      В конце октября вся семья уже была в гетто, даже Мириям, которая жила с мужем отдельно, в те дни переехала к родителям. Ее муж, Арон, ушел с советской армией, и это добавляло переживаний, которых и так было через край. Их выгнали на улицу ранним октябрьским утром. Петерис, дворник, помог вынести несколько собранных заранее чемоданов и долго смотрел им вслед из-под руки, пряча глаза от яркости низкого солнца – или он скрывал слезы? Он знал эту семью много лет, и они всегда были добры к нему. В его руках лежали ключи от их квартиры, он должен был передать эти ключи новым жильцам. Будут ли они так же добры к нему, как те, которых увели на мучения и смерть.

      В самом конце ноября Борьку, вместе с людьми, владевшими необходимыми немцам специальностями, с наиболее трудоспособными и молодыми мужчинами, перевели из основного гетто в малое. В то утро его и еще 12 человек увезли на лесопилку на другой конец Риги, но вечером в гетто не вернули, как обычно, а оставили еще на день. Объяснили, что работы много и тратить топливо на их перевозку не хотят. Если идти пешком, то по времени как раз получится так, что пока придете в один конец, надо будет возвращаться обратно. Они вернулись вечером следующего дня.

      Бориса спас Мишка Шерман. Из леса в Румбуле, где в эти два дня были уничтожены тысячи евреев, где людей сначала раздевали, потом партиями подводили ко рвам и расстреливали из пулеметов, вернулись несколько человек. Один из них