Как я была Пинкертоном. Театральный детектив. Фаина Раневская

мог, мы все были уверены, что Любовь Петровна закапризничала и осталась в Тарасюках, а потому не задумывались, что не так. Было решено до утра разойтись и все, что вспомним, подробно записать, а записки передать товарищу Проницалову.

      Подкатилов поморщился:

      – Терпеть не могу эпистолярный жанр.

      Я поддержала:

      – Действительно, не проще ли рассказать, если что-то вспомним?

      Проницалов согласился выслушать наши откровения утром. Но утром мы прибывали в Малозаседателево, теперь Суетилова и Тютелькина волновал вопрос о замене Павлиновой Лизой куда сильней, чем даже вчера.

      Актеры вернулись в каюты, а начальство осталось с милиционером обсуждать создавшуюся ситуацию. Перед уходом я тихонько поинтересовалась у Тютелькина:

      – Где Вы его взяли?

      Тот махнул рукой:

      – В Тарасюках других не было. Он всего третий день как при должности. Старший у тещи в деревне, вернется только через два дня. А этот сам напросился. Как увидел, что я кого-то разыскиваю, поднял на ноги весь городишко. Но никто Любовь Петровну не видел. Ее правда нет в Тарасюках, мы даже в колодцы заглянули.

      – О господи!

      Тютелькин вздохнул:

      – Вот именно…

      Не мог же человек, да еще такой, как наша Любовь Петровна, которая себя в обиду не давала никогда, просто взять и испариться на солнышке? И стечь лужей, как снежная баба тоже не могла.

      До следующей остановки милиционер Проницалов успел поговорить с директором и режиссером, отказавшись брать на себя ответственность за замену Павлиновой ее костюмершей Лизой, но и не запрещая этого, а также опросил большую часть артистов. Не узнав, впрочем, ничего нового.

      Главный вопрос – куда пропала Любовь Петровна – остался без ответа.

      Все почему-то были убеждены, что Павлинова садилась на пароход, но никто не видел, как и когда. Заявления разнились от «кажется, да» до «кажется, нет».

      Я прекрасно понимала, что бравый милиционер не потерпит вмешательства в расследование, потому задала риторический вопрос, не обращаясь ни к кому:

      – А ее вещи целы?

      Проницалов в сопровождении Суетилова помчался в каюту Любови Петровны. Тютелькин поинтересовался у меня:

      – Есть какие-то сомнения?

      – Мы побывали в ее каюте, когда услышали пение Лизы. Знаете, там нет портрета Вадима Сергеевича. Это странно.

      Следом за милиционером и директором побежал режиссер, а за ним я.

      Я права, миниатюры действительно не было, это необычно. Но не было и знаменитого кожаного парижского чемодана Любови Петровны. Тютелькин, не задумываясь, ахнул:

      – Ее убили из-за этого кожаного чемодана!

      Я вспомнила стоимость нарядов и украшений Павлиновой, которые могли находиться внутри – это в десятки, если не сотни раз дороже самой крокодиловой кожи с медными накладками, – и согласилась:

      – Да, а труп закопали.

      – Где?! – ахнул начинающий сыщик из Тарасюков.

      Мне очень хотелось сказать, что в угольном трюме парохода,