Санта-Лючия. Александр Надеждин

болит и болит у меня,

      Как будто с ней век не видался…

      – плывет над залом.

      Матросик, с пьяным упорством, вознамерился было что-то сказать, но Гай оборвал его:

      – Ша, жлоб! Не мешай людям слушать! Закрой пасть, а то я помогу тебе это сделать, – огромный кулак Семена закрыл ему почти все лицо и пьянчужка испуганно затих.

      Под снегом же, братцы, лежала она,

      Закрылися карие очи.

      Налейте скорее стакан мне вина,

      Рассказывать больше, нет мочи!

      Любимая песня растрогала Гая до слез, а матросик, увидев это, со страдальческим лицом что-то стал нашептывать ему на ухо.

      – Пошел вон, болван! – взбесился Сеня и тот, подхватив штаны, стрелой вылетел в дверь.

* * *

      Оперный театр Одессы, построенный, вернее перестроенный в 1887 году и являющийся первым по красоте в Европе (так говорят одесситы), сегодня переживал третье рождение: на его подмостках давал концерт великий итальянский певец Энрико Карузо. Во все времена, как сегодня, так и в те далекие годы, на такие представления билеты раскупались мгновенно, поэтому в кассах их, понятно, не было. Но перекупщики имеют их и торгуют по взвинченным ценам. Вот и одного из них в канотье и модном костюме окружила толпа студентов, но узнав, сколько это стоит, они разочарованно отошли от него и, сбившись в кружок, стали подсчитывать деньги. Более богатые граждане, скрепя сердце, постепенно покупали возможность послушать итальянского тенора.

      Все бы так и было, но тут к спекулянту подошли посетители кабачка во главе с Сеней Гаем.

      – Ты меня знаешь, – ласково пробасил Сеня, положив ему руку на плечо.

      – Сенечка, да кто же вас не знает, – заюлило «канотье».

      – Ну, так вот, мы хотим слушать Карузо, – широким жестом Сеня показал на всю компанию.

      – Сенечка, у меня только двадцать.

      – Беру все, – Сеня и, забрав у перекупщика билеты, сунул ему в руки кредитки и, сделав шаг в сторону, он на мгновение остановился и, подумав, отрывал от пачки один билет, подал его широким жестом растерянному перекупщику:

      – Это тебе от нас, презент.

      Ошалевший перекупщик, растерянно посмотрел то на кредитки, то на билет и, глубокомысленно хмыкнув, сказал:

      – Мне это надо, иметь бульён?

      – Вот, пожалуйста, нам восемь, – протягивая смятые кредитки и мелочь, скороговоркой выдохнул подбежавший студент.

      – Поздно, господа, фирма лопнула. Иду оплакивать убытки, – перекупщик, лихо, сунув двумя пальцами билет в нагрудный карман и, помахивая тросточкой, двинулся, виляя кормой, к театру…

* * *

      Разношерстная публика Одессы, попавшая в тот вечер на Карузо, очарована его изумительным пением. После каждой песни зал взрывался аплодисментами, и особенно неистовствовала галерка, на которой расположилась вместе со студентами и рабочей молодежью, компания Семена Гая. Его огромные ладони бухали как литавры, а рядом с ним через кресло, с горящими глазами, как заколдованный, молча, сидел Павел (читатель должен понять, что творилось в душе юноши). А старый скрипач, отлучившийся куда-то, вернулся на свое место.

      – Вот,