Пес по имени Бу. Лиза Дж. Эдвардс

Когда я позвонила сестре и зятю, чтобы спросить, не хотят ли они приехать в гости к родителям, пока я там, они ответили, что заняты. Зато Чак все еще учился в аспирантуре и часто бывал дома одновременно со мной. Мы, как и прежде, устраивали свои собственные кинофестивали и украшали елку.

      На второй день визита я слегла с сорокаградусной температурой и не могла даже пошевелиться. Врач диагностировал кампилобактериоз (бактериальная инфекция наподобие холеры), так что, по крайней мере, я узнала, что сразило меня в Катманду. После лечения, заключавшегося в приеме огромного количества антибиотиков, я вернулась в Нью-Йорк.

* * *

      Жизнь посылает нам свои настойчивые сигналы, пока мы наконец не поймем то, что должны понять. В этом она уподобляется дрессировщику, снова и снова повторяющему команду, пока собака не догадается, чего от нее хотят. Я понятия не имела, какие выводы должна сделать из того, что меня раз за разом отвергают, – сначала это сделала моя семья, а затем родные Прескотта. Я вела себя, как собака, которая пытается сообразить: я должна опустить задницу на пол, чтобы меня перестали душить? Я должна лечь, чтобы меня перестали душить? Я должна залаять, подпрыгнуть, перекатиться на бок? Что же, что приведет к тому, что меня перестанут душить?

      В конце концов я внутренне отказалась от Прескотта, хотя мне потребовалось еще полтора года, прежде чем в самом конце восьмидесятых я отважилась на ультиматум: либо он берет на себя определенные обязательства, либо убирается прочь. Он убрался прочь, и уже через полгода я оставила Сенат, начала встречаться с другими мужчинами и стала работать официанткой в «Кедровой таверне» в Гринвич-Виллидж. Чувствовала я себя там превосходно, поскольку постоянно была окружена привычной неблагополучной атмосферой обильных алкогольных возлияний. Прекрасная старая барная стойка из темного дерева, сохранившаяся здесь еще с сороковых годов, привлекала сюда немало народу. Таверна могла похвастать тем, что в свое время сюда любили захаживать многие представители нью-йоркской школы абстрактной живописи: Джексон Поллок, Джаспер Джонс, Франц Кляйн и некоторые другие.

      Я снова превратилась в богемную художницу Нижнего Ист-Сайда. Я целыми днями работала над своими фотомонтажами, а вечерами обслуживала посетителей в «Кедровой таверне». После попытки самоубийства мне была предписана психотерапия, но я ее так и не окончила, наверное, из-за бытовавшего в моей семье убеждения, что психотерапия нужна только психам. Хотя на самом деле я бросила лечение только потому, что воспоминания были чересчур мучительны. Мои фотомонтажи изобиловали мрачными тенями и женщинами, подвергающимися насилию. Но неизменно все образы, подобно ножу, разрезал луч света. Искусство стало моей терапией.

      Однако ясно, что этого было недостаточно. Прошло почти три года после попытки самоубийства, и я вернулась к прежней модели поведения, снова начав беспрестанно менять бойфрендов. Мне потребовалось немного времени, три дружка и один несостоявшийся жених, чтобы оказаться в